— Вот так, — жнец поднёс к строгому росчерку «главный жнец отдела № 4 по работе с мёртвыми душами» кончик серпа, бумага потемнела, пятно сложилось в очертания черепа. — Серп — это не только орудие, это ещё и твоя подпись, твой единственный и главный документ.
— Понятно... — стажёр поднял руку, собираясь призвать верный инструмент, но остановился на половине жеста, — шеф, можно кофе?
— Самообслуживание, — обречённо вздохнул жнец и махнул рукой в сторону кухни.
Стажёр вскочил, как будто только что освободился от клея, который намертво прилепил его к стулу, и стремглав бросился к дверям. Вскоре из кухни донеслось:
— Вау, какая у вас кофеварка крутая! Обалдеть! Вам сделать?
— Сделай, — подумав, согласился жнец.
Стажёр вернулся, неся в руках два высоких стакана, из которых поднимался ароматный пар. Один с неким подобострастием поставил перед начальником, другой сжал ладонями, привалился к деревянному косяку, сделал глоток, наслаждаясь отменным вкусом.
— Шеф, а вы давно здесь живёте?
— Сто пятнадцать лет.
— Ох, это много. Наверное, грустно будет съезжать?
— Съезжать? — впервые каменное спокойствие главного жнеца пошатнулось, в голосе послышались нотки растерянности.
— Мы сегодня того мужика забирали из городской администрации, департамент жилья, помните? Так у него на столе были списки зданий под снос. Этот адрес на первой строчке.
— А ты внимательный. Молодец, — нехотя похвалил жнец, хотя новость его очень не обрадовала, он старался по возможности не ввязываться в вопросы, где приходится привлекать внимание людей и их компетентных служб.
— Да не переживайте вы так, — попытался подбодрить его стажёр, — вы столько лет трудитесь, наверняка скопили денег, как раз подберёте что-нибудь поприличнее. Кстати, я вот подумал, это так забавно, что мы, хранители переходов между этим миром и иным, вынуждены пользоваться человеческими деньгами. Это ведь можно, например, попросить у какого-нибудь толстосума пару миллиончиков, чтобы забрать его на годик позже...
Миг — и в комнате потемнело, дохнуло промозглым осенним ветром, а стакан с только что изумительно горячим кофе покрылся кристалликами льда.
— Жнецы, — медленно проговорил шеф, — подчиняются своду правил. Не использовать силы в личных целях. Не передавать служебную информацию третьим лицам. Не... И если на мелкие злоупотребления, бывает, закрывают глаза, то взятки от смертных караются мгновенно и сурово. Попробуешь — тут же вылетишь с работы обратно в Пекло. Я лично прослежу за этим.
Стажёр беспомощно сжался, вцепившись в холодный стакан, как в единственную точку опоры.
— Я... я... я же гипотетически! Я не собираюсь этого делать! Я просто спросил!
Тьма рассеялась, будто её и не было.
— Ты просто спросил, а я просто ответил, — невозмутимо пожал плечами жнец. — Подпиши отчёты и иди домой. Уже поздно.
— Д-д-да.
Стажёр залпом выпил остывший кофе, нервно поставил печать на документы и просочился сквозь закрытую дверь квартиры, забыв попрощаться.
Жнец тщательно упаковал отчёты в папку, положил на полку, запер секретер на ключ и только после того позволил себе растянуться на кровати, сложив руки на груди. Тем, кто не мёртв и не жив, на самом деле не обязательно было спать, они не видели снов, но эти краткие часы давали забвение и покой, освобождая от тягот прошедших дней. Обычно ему удавалось провалиться в иллюзию сна мгновенно, но именно сегодня не получалось. Всё существование жнеца было отдано работе, и старая деревянная квартира была продолжением этой работы, где всё было продумано до мелочей, все вещи были на своих местах, ничто не отвлекало внимания. Необходимость вновь погружаться в хлопоты обустройства, в каком-то смысле — снизойти до дел, заполняющих жизнь простых смертных, изрядно нервировала, и в то же время — пробуждала в груди какой-то непонятный, даже неприличный для порядочного жнеца азарт. Только убедив себя, что стажёр мог ошибиться, жнец смог наконец уснуть.
— Иван Васильевич! — требовательный женский голос раздался вместе с настойчивым стуком в дверь. — Иван Васильевич, выйдите на минутку!
Жнец не сразу осознал, что обращаются к нему: это было не его имя, у него вообще не было имени. Все сто пятнадцать лет, что он жил в этом доме, никому и не было дела до того, как его зовут. Соседи проходили мимо, иногда небрежно здороваясь: в последние годы правления последнего царя, в жерле бушующей революции, запомнившейся постоянными сверхурочными, в годы суматошной перестройки. Всё было так, пока не появилась Марфа Сергеевна. Бойкая пенсионерка советской закалки стала старшей по дому каких-то два года назад, и с тех пор у жнеца появился телефон, паспорт и стойкий страх перед такими вот бодрыми дотошными бабушками, на которых, кажется, не действовали никакие потусторонние чары.