Велеслав за ящиками какими-то схоронился, стал наблюдать, что дальше будет. Долго ли коротко, ощутил он, что будто локтем кто его слева ткнул. Смотрит: лежит рядом Хан, будто всегда здесь был.
— Что ты…
Чёрт палец к губам приложил, на охрану кивнув. Делать нечего, пришлось терпеть неприятное соседство. Вскоре ещё кто-то в пещеру зашёл, на степняков прикрикнул женским голосом. Вот те раз: а это ж Марья, знахарка княжеская!
Девице пленной из какой-то склянки выпить дала — и как затрещит на языке тягучем, как ветер степной. Что сказывает — не понять. Пересилил Велеслав себя, у Хана спросил:
— Знаешь, о чём толкуют?
— Как не знать, — не удержался, съехидничал тот в ответ, — и ты бы знал, если бы бабку не одним ухом слушал, а обоими. Ведьма говорит: забирайте товар, не будет сегодня больше никого. Воин отвечает: так троих же обещали, а не одну, вы, дескать, договорённости не чтите. Вы, тут слово неприличное ведьма произнесла, дармоеды, не переломитесь ещё разок съездить, надо же всё без спешки обставить, чтобы не искал их никто.
— Это что ж это они… наших девок товаром называют?
— Это степь, брат мой. Там люди деловые.
Вот если бы не в засаде сидел, так бы и врезал по лбу, чтобы звёзды перед глазами закружились!
А так подождал, пока все из пещеры уйдут и стал из-за ящиков выбираться.
— Ты куда лезешь, обалдуй, — Хан его за край рубахи ухватил. — Как заберут девчонку, иди за ними след в след, разведай, куда ход выходит, куда следы тянутся. В другой раз там охрану тайную выставишь, возьмёте всю шайку на горячем.
— Ну возьмём, а она до скончания века копыта ордынским коням мыть будет?
— Иногда ради большой выгоды надо чем-то жертвовать, — Хан только руками развёл.
Во имя спокойствия своего, пропустил Велеслав последние слова мимо ушей, а скорее пленницу развязал, по щекам похлопал:
— Ты Млава?
Кивнула она безразлично, встать не пытаясь.
— Идём быстрее, ты свободна!
Ответила тускло, заунывно:
— Что воля, что неволя — всё равно…
Пришлось руку себе на плечо закинуть и, за пояс поддерживая, к лестнице чуть не волоком потащить.
— Помяни моё слово, Велеслав, аукнется тебе это, нехорошо аукнется… — каркал Хан ему вслед.
— Сгинь, нечисть!
Послушался, растаял ветром, да только в душу уже успел плюнуть.
Мировид дело своё сделал на совесть — в считанные минуты дружинников собрал да на обыск пещеры направил, а всё опоздал, опередили его лиходеи. Факел вокруг гвоздя вертелся, а не открывалась дверь колдовская, как ни старайся. Ежели по стене постучать — звук глухой, нет там никакой пустоты. Пришлось уходить несолоно хлебавши. Нет-нет, а возвращался Велеслав к мысли, что прав был Хан, спугнул он степняков, но стоило посмотреть в глаза Варварины, полные тепла и благодарности, так и все сомнения исчезали.
Но с той поры прялка судьбы завертелась с удвоенной силою. В один из дней подкараулила Велеслава Марья, путь преградила, взъерошенная, как ощипанная ворона:
— Я тебе, ведьмак, говорила в мои дела не лезть? Вот чего тебе в жизни не хватало?
— Правды, — ответил Велеслав с вызовом. — И справедливости.
Расхохоталась смехом лающим:
— Да кому нужна твоя правда? Городу порядок нужен. Чтобы пшеница колосилась, чтобы сосед в ворота тараном не стучал, чтобы орда не бесчинствовала, чтобы дети без отцов не росли. Сколько лет моими стараниями княжество в мире процветало, пока другие от степняков за головы хватались? И всё за десяток девиц без роду-племени. Цена невысока!
— Ты и князю в лицо это скажешь? Как его людей без ведома врагам отдаёшь? Я всё своими глазами видел, ведьма, не забывай об этом.
Резко вперёд наклонилась, чуть носом в шею не воткнулась, пахнуло горечью ядовитых трав:
— Чем докажешь, ведьмак? Хочешь помериться, твоё слово против моего, а? Ты, кажись, сам степных кровей, вот с сородичами и побратался?
И чувство такое, как на старую мозоль наступила, и сказать нечего.
Отпрянула Марья столь же резко:
— Молчишь. Вот и молчи. И Мировиду своему скажи, что обознался. Оба целее будем.
Начальнику Велеслав, конечно, всё слово в слово передал — не было у него от Мировида секретов. Тот знатно опечалился, но ничего не поделаешь, пришлось прикинуться, что дело замяли — чтобы знахаркину бдительность притупить.
Как это водится, о переполохе в тереме скоро забыли. Млава от зелья колдовского в пару дней оправилась, что было с ней не запомнила. И стало всё, на первый взгляд, как раньше.
Осенью князь большую охоту затеял, едва ли не всех мужчин рангом повыше слуги с собою позвал. Угодья охотничьи у князя — за день не проскакать. Велеслав впервые в этой забаве участвовал, всё было ему в диковинку. Рога трубят, кони копытами землю роют, соколы кружатся, люди галдят. Шатры расставили для отдыха и трапезы. Весело!
Добывать собирались рябчиков да тетеревов, но коли заяц попадётся — хоть и не разжирел он ещё в эту пору, всё ж дичь.
Разбрелись охотники кто куда — каждому хотелось лучшим добытчиком стать, похвалу от князя получить. Тропа привела Велеслава на поляну. Три волка доедали какую-то птицу — уже не разобрать. Человека заметили, зарычали зловеще. Велеслав лук из колчана потянул — хоть и немного он в стрельбе упражнялся, но чем чёрт не шутит. Почётно шкуру волка добыть! Первая стрела в молоко улетела, волков спугнула. Вскочили серые да прочь понеслись.
Зная себя, следовало остановиться, другую добычу поискать, но видимо не стоило чёрта припоминать — будто проклятая кровь степная взыграла. Велеслав коня пятками подтолкнул, в карьер посылая. Но пусть даже волков догнать, покуда они в лес не ускользнули, стрелять на ходу придётся, а это куда похуже, чем с места…
Правда ли, чудится ли, чужие руки лук в сторону отвели, стрела сорвалась — да и ближайшего волка прямо в глаз поразила, захочешь — не прицелишься. И главное, не понять, браниться тут или благодарить…
Велеслав привязал добычу позади седла да и обратно к стоянке поехал. А там к охоте всякий интерес потеряли: носятся с тазами да полотнами ткаными, кровью красной заляпанными.
К нему дружинник подбежал запыхавшийся:
— Вот ты где! Идём скорее, Мировид тебя ждёт.
Из шатра дружинный лекарь вышел в фартуке окровавленном.
— За Марьей послали? Тут только чары помогут…
Велеслав уж больше не слушал ничего, поскорее внутрь скользнул. Десница воеводы лежал на подстилке из шкур, под повязками полосы как от когтей проступают.
Ох и не по себе Велеславу сделалось! Первый друг и наставник со злой раной лежал, а он даже помочь ничем не мог ему!
— Что ж с тобой приключилось?…
— Медведь… большой, бурый… — Мировид головой тряхнул болезненно. — Потом…
Рука куда-то под шкуры скользнула, стопку грамот оттуда выудила. Мировид те записи Велеславу в руки вложил, жестом указал к уху наклониться:
— Ты поймёшь, что с этим делать… А до той поры… ни отцу, ни брату, ни даже богам не показывай…
— Пропустите меня! — снаружи донеслось, и Велеслав грамоты поскорее за пазуху спрятал, полой кафтана прикрыл.
Воевода пожаловал со свитой:
— Как же так, дружище! — руками всплеснул, как та боярышня, — ты будь спокоен, за знахаркой уже послали…
С ледяной ясностью Велеслав понял, что не поможет Мировиду знахарка — только в могилу сведёт быстрее. В последний раз наставнику в глаза посмотрел — попрощался. Да и на воздух из шатра вышел.
На небо глаза устремил — как ответов просил. Бок жгли грамоты кровавые. Что ж такое там, что ради них человека уморить можно?
Мировид скончался на третий день. Князь тризну по нему справил, как по дорогому родичу. А уже наутро хозяйничал в его берлоге новый десница воеводы. Как бы не скорбь великая, обида бы сердце Велеслава точила, что не его, героя признанного, назначили. Но тут не стал спешить он с выводами, присмотрелся. Ничего-то новоявленный начальник о текущих делах не спросил, только любезностями дежурными обменялся и тут же ерунду какую-то поручил. А сам — по полкам шарить. То медленно, с расстановкой, то в нетерпении бересту расшвыривая.