– Грегор, драгоценный мой пироман, свали куда-нибудь подальше, – взмолилась она, укладывая ладонь поверх руки Марка. – Сегодня я не в настроении играть в ведьму и инквизитора, равно как и выслушивать твои лишенные всяческой оригинальности оскорбления.
– Оскорблять тебя – все равно что в грязи замараться, Блэр. Как есть цепная сучка Темного Круга, и пользы от тебя – трупы потрошить да кости вываривать.
Это было обидно. Настолько, что Киара едва удержалась, чтобы не залепить в эту лощеную морду проклятьем попротивнее. Но Марк оказался быстрее. Он подскочил с места, плавным движением отодвинул ее за спину и вскинул ладонь, на которой тут же возникла небольшая шаровая молния. Но маленькой она точно будет недолго, если Грегор продолжит в том же духе.
– Можешь попробовать оскорбить меня.
– Ну вот, как я и говорил – Киара Блэр портит все, к чему прикасается.
Киару окатило волной магии, такой сильной, что от искр защипало пальцы. Ощутили этот всплеск и старшие Эйнтхартены, мрачно наблюдающие за развернувшейся сценой. Судя по выражению лица леди Мореллы, внука она поддерживала целиком и полностью, хотя и не спешила разбрасываться убийственными заклятиями. По крайней мере на виду у сотни человек(и не-человек), собравшихся в парадном зале поместья.
– Вы, оба, сходите проветритесь, – не поворачиваясь, проговорила она хлестко. Марк даже не пошевелился, а Киара была слишком зла, чтобы взять и послушаться светлую магичку. Пусть это и Грозная Морел. – Мне повторить?
– Дети, дайте старшим поговорить, – куда более мягко попросил Аргус. Этот тон, спокойный и несколько заботливый, какого Киара по отношению к себе слышать не привыкла, неожиданно возымел действие.
Она обхватила запястье Марка, отчего кожу закололо сильнее – несмотря на многочасовые совместные тренировки, приятного в чужой агрессивной магии было мало. По счастью, длилось это недолго. Марк всегда боялся ей навредить, а потому, несколько раз вдохнув и выдохнув сквозь зубы, вернул разбушевавшуюся силу на место.
Он высвободил руку и, не говоря ни слова, направился к выходу на балкон.
– Я не считаю, что ты… испортила меня, – выпалил он прежде, чем Киара успела закрыть за ними дверь. – И никому не позволю так считать.
– Да при чем тут это? – Она выразительно закатила глаза. – Большая часть Светлого Круга вот уже восемнадцать лет кряду мечтает увидеть «цепную сучку» в железном гробу. А ты – всего лишь очередной повод задеть меня.
Марк молчал долго – то ли стараясь успокоиться, то ли пытаясь решить, хочет он дальнейшего разговора или нет. И все же не удержался:
– Что произошло восемнадцать лет назад?
Киара, признаться, малодушно надеялась, что Марк все это услышит от кого-нибудь другого. Скажем, от папаши-трепача или от своей грозной бабки.
И, разумеется, боги посмеялись над этими наивными надеждами. Извольте, Блэр, не разгребать дерьмо чужими руками.
Молчать все равно не имеет смысла. В конце концов, Грегор Нэльтан – не первый и не последний, кто норовит швырнуть Киаре в лицо ее же увлекательное прошлое.
– Моя маменька, как и подобает вырожденке, не слишком дружила с головой, – неохотно начала она. – Когда леди Эрин покончила с собой, мне было пять лет. Сбросилась со скалы, прямо у меня на глазах. Еще через три года помер папенька, но прежде пошел вразнос и спустил в карты едва ли не все свое немалое состояние. Само собой, никто не желал брать на воспитание обнищавшую девчонку с дурной наследственностью – как потом такую с рук сбудешь?.. Никто, кроме моего кузена, а ему и самому тогда едва стукнуло семнадцать…
Кузен Вал принадлежал к той породе людей, из которых не выходит ни героев, ни злодеев, но Киаре он казался храбрым рыцарем: спас несчастную сиротку от приюта, а Кэрсталь – от разорения. К тому же Вал всегда был к ней добр, чуток и внимателен; не в пример папаше-грубияну – тот истово следовал завету: «Пожалеешь розги – испортишь ребенка».
А еще у Валдара-рыцаря имелась своя принцесса – Лориенна.
Нет, сейчас-то Киара понимала, что принцесса из Лориенны вышла так себе: не было в ней ни благородства, ни породы. Вполне себе деревенщина, нагловатая и бойкая, фигуристая, с курносым веснушчатым носом. Но тогда, две дюжины лет назад, Лори казалась ей самим воплощением красоты, любви и материнской заботы. Челядь диву давалась, до чего жена хозяина обожает малахольную девицу. Казалось, ей только и надо было, что угодить «моей юной принцессе». Шептались, мол, была бы нелюдь глазастая мальчиком, так ушлая деревенщина Лори давно бы муженька извела да за ту нелюдь замуж выскочила – гадость-гадость, но на что не пойдешь, чтобы из госпожи Блэр сделаться леди?