Что же всё-таки делать с Пашей? Рассказать ему всё? Это в корне перевернёт его жизнь, нужны ли такие потрясения непричастному обывателю? Может придумать какую-нибудь историю из разряда: «всего теперь боюсь и уезжаю в деревню, чтоб никто не нашел» или «всё прошло и я теперь как все»? Но сомнительно, что криминалист на такое купится. Он всё-таки, какой никакой, а мент, да и логики, как и ума, ему не занимать. Всё поймет и, конечно же, полезет в бутылку – призывая во всём сознаться, а то и примется тайно шпионить выискивая правду. Это превратит старого приятеля, если не во врага так в ненужного свидетеля, а зачем оно надо? Стоп. А пусть лучше он будет всезнающим союзником. Мало ли что на уме у Знахаря. Стелет-то он конечно мягко да вот не положит ли жестко? Решено: Знахарю о Паше ни слова, а криминалисту рассказать всё как есть, пусть сам решает, что ему делать. Если начнёт на каждом углу кричать: «Помогите вурдалаки окружают!» дальше психлечебницы всё равно не добежит, примет всё спокойно и серьёзно (что, скорее всего и произойдёт) окажется достойным помощником и соратником с возможностью в будущем стать бессмертным. Что со счетов тоже сбрасывать не стоит, такая гипотетическая возможность окрылит кого угодно.
Сказать, что Павел был сильно удивлён, было бы преувеличением. Да, его брови в некоторые моменты повествования доползали почти до середины лба, но никаких других признаков сильных переживаний не наблюдалось. Он был сосредоточен, а вопросов не задавал вообще, предпочитая просто молча слушать. Лишь когда повествование было окончено, а раскупоренная бутылка коньяка и наполненные рюмки так и остались нетронутыми, он залпом выпил свою порцию, включил вентилятор вытяжки установленный над печкой его домашней кухни и закурил, выдыхая дым в вентиляцию. После третьей затяжки снизойдя до вопроса:
– Ты ему веришь?
– В смысле в эту историю или вообще?
– Вообще.
– Не знаю. Пока его поведение никаких подозрений не вызывало.
– Это пока. Представь себе человека живущего достаточно долго, чтобы все его родственники умерли и даже память о них стёрлась. Достаточно долго чтобы понять, что ничто под луной не вечно и обременённого только одной заботой: жить ещё дольше и лакать кровь вёдрами. Все рамки ограничивающие смертного индивида, ну там: честь, совесть, мораль – стираются и остаётся только инстинкт самосохранения. Такой может выкинуть какой угодно фортель. Тем паче, что раз он не помнит своего существования до превращения, если таковое существование вообще было, это подразумевает полную чуждость человеческим чувствам и эмоциям. Что думаешь делать?
– Да пока ничего особенного: держать глаза и уши открытыми, а вот рот открывать поменьше.
Самая лучшая стратегия я полагаю.
– Хотел тебе именно её и посоветовать, но раз ты сам додумался, то мог бы ещё и догадаться, что давно уже пора наливать по второй. – Паша лучезарно улыбнулся и прокашлялся. – В горле что-то пересохло. Кстати, что ты ему рассказал обо мне и что думаешь говорить теперь?
– О тебе я не упоминал. – Сет немного помедлил, наливая коньяк. – И впредь тоже собираюсь помалкивать. Может ты мне пригодишься как секретный козырь.
– Эт правильно, что не упоминал, а на счёт козыря посмотрим. Сам понимаешь не такие мы с тобой большие друзья, чтоб я за тебя и в огонь и в воду, но посильную помощь окажу. Если что нужно не стесняйся. Мне конечно чужие проблемы не к чему, своих хватает, но жуть как любопытно, что дальше будет.
– А не страшно?
– Бояться глупо. Ну, оказывается, мир полон вампиров, делов то, жили же до этого. Значит и ещё поживем, если вести себя будем правильно. Поэтому номер мой из телефона сотри, выучи наизусть и сотри. Если надо будет встретиться, отправляй сообщение любого содержания. С точкой, если нужно срочно – значит в течение часа на вокзале у шестой платформы или с запятой – значит в ближайший четверг у меня на работе. Я для тебя открою спецпропуск на все четверги, так что с документом, удостоверяющим личность, приезжай.