пространство.
— В главном доме мой отец живет со своими
братьями и сестрами и их супругами.
Морана нахмурилась.
— А что насчет других стражей или как вы их называете?
— У всех есть дома за пределами территории, но прямо по краям. Как ты думаешь, почему именно Тристан считается такой аномалией? — Данте заставил ее задуматься.
— Потому что он единственный посторонний в Наряде, который живет с высшей семьей, —
пробормотала Морана, быстро сообразив.
Данте кивнул.
— В яблочко. Это сделало его мишенью для
многих сторонних наблюдателей, мужчин, которые
занимались бизнесом дольше, чем он родился, но никогда не получали привилегии жить с семьей.
Морана в замешательстве покачала головой.
— Но почему твой отец его там держит? Почему бы не позволить ему жить на улице, как другим?
Данте мрачно хмыкнул ледяным тоном.
— Мой отец, — усмехнулся он на это слово, не оставляя у нее никаких сомнений в своих чувствах к этому мужчине, — Превыше всего ценит одно: контроль. Контроль над своей империей, контроль над его марионетками, контроль над своей семьей. И ты знаешь одного человека, которого он никогда не мог контролировать?
Попробуй меня привязать, и я придушу тебя этим..
Она вспомнила слова Амары о четырнадцатилетнем мальчике.
— Тристан Кейн, — прошептала она, снова
озадаченная его явной наглостью.
Губы Данте скривились.
— Тристан Кейн..
Морана могла слышать то же благоговение, которое она чувствовала в голосе Данте, тот факт, что четырнадцатилетний мальчик сказал этому главарю целой банды, что не сдастся ..
— Я видел, как мужчины, взрослые мужчины, облизывали сапог моего отца, чтобы остаться в его милости, Морана. К восемнадцати годам я думал, что на этой земле нет ни одной души, которая могла бы противостоять ему. А потом появился Тристан. — его глаза закрылись, когда он глубоко вдохнул, очевидно, вспоминая. — Это причина, по которой я начал держаться за него в первую очередь, он был бесстрашным. Ему действительно было наплевать на то, что делал мой отец. Фактически, первая точка соприкосновения, которую мы оба нашли, — это разозлить старика.
Морана откинулась на спинку кресла, ее грудь чем-то наполнилась.
— А твой отец держит его на территории, потому...?
— Потому что, хотя он никогда не признается в этом, мой отец боится Тристана, — заявил Данте с ноткой уважения в голосе.
Лоренцо Марони. Боялся. Тристана Кейна? За что? Ее мысли были очевидны на ее лице, потому что Данте тихо объяснил.
— Он боится Тристана, потому что Тристан — дикая карта. Он делает то, что делает, даже живя под присмотром великого Лоренцо Марони. Каждый раз, когда Тристан пренебрегает моим отцом, это для него, как публичная пощечина. И он боится того, что сделает Тристан, если оставит свой дозор. Это уже неизвестно. Мой отец опасается того, что он станет настоящим мошенником, если уйдет и заберет то, что ценит больше всего.
— Его силу, — завершила Морана, и все части стали на свои места. — Подожди, значит, он не хочет, чтобы он стал наследником?
— Бля, нет! — Данте ответил яростно. — Это
слух, начатый людьми со стороны, которые думают, что Тристан живет внутри, потому что его готовят захватить власть. Мой отец поддерживал слух только для того, чтобы спасти свое лицо. Потому что опровергнуть это означало признать правду, что сделало бы его слабым.
О, Боже. Она должна была спросить.
— Почему бы просто не убить его, если с ним столько проблем?
Эта мысль оставила ее горькой. Данте пожал плечами.
— Гордость. Сила. Кто знает? Потому что Тристан — его самый ценный актив? Потому что, это было бы признанием поражения, если бы он не мог управлять им живым?
— Я не знаю.
Боже.
— Морана, — Данте помолчал. — В течение
многих лет мой отец пытался сломать Тристана, чтобы получить хоть какое-то подобие контроля над ним. Пытки, шантаж, называй это, как угодно, он это сделал. Но это никогда не срабатывало. Независимо от того, чему он подвергал Тристана, это всегда заканчивалось провалом.
Ее сердце болело, даже когда ее переполняла
ярость против человека, которого она даже не встречала.
— Мой отец, — продолжил Данте, — Возненавидит тебя. И будет использовать тебя.
Морана сглотнула, часть ее испугалась, другая часть осмеливалась даже противостоять, этому злому человеку.
— Я не могу его контролировать, — напомнила она Данте, сжав пальцы в кулаки.