— Это что значит? — Саня чуть ли не носом ткнулся в табличку.
— Это значит, что надо менять план, — пояснил Вальтер. — Пройти дальше может только Ткач. А при большом желании взять с собой может только одного человека.
— Это разрешение было сделано для клана Геро, — Кевар снова блеснул своими историческими знаниями. — Семьсот лет назад в недрах Дальневосточного архива один Ткач убил другого и попытался захватить власть над веретеном. С тех пор в архив с собой можно провести телохранителя.
— Ну значит решено, идем мы с Данарой, — изрек Ратор.
— Не думаю, что Кевар решит напасть на меня из-за знаний, срок годности которых вышел пару тысяч лет назад, — Ёлька улыбнулась и продолжила. — Я думаю, что с нами пойдет Вальтер и Настя.
— Это еще почему? — возмутился Саня.
— Вальтер сможет записать все увиденное. А Настя показать вам после возвращения.
Ёлька, как всегда, была убедительна и рассудительна. Поэтому даже возмущенному Сане пришлось признать ее правоту.
— Тем более, если на нас кто-то решит напасть снаружи, лучше выставить охрану. — Ёлька попыталась придать их миссии важность.
— Да кому мы тут нужны? Ты видела, сколько здесь пыли? Сюда лет двести точно никто не заходил, — отмахнулся Ратор, усаживаясь на ближайший валун.
— А вдруг дракон придет? — подмигнул оборотню Кевар и, схватив Настю за руку, поспешил скрыться за дверью.
Ёлька и Вальтер шагнули следом, оставив Саню наедине со вспыльчивыми Геро.
Анфилада подземных пещер встретила ночных путешественников сырым дыханием и срывающимися с потолка прямо за шиворот крупными каплями. Кевар и Настя то и дело ойкали, когда особо ледняные капли скатывались с темечка за воротник. Ёлька и Вальтер шли молча, сосредоточенно прислушиваясь к окружающему миру.
— Интересно, когда нам повстречаются ловушки, — прошептала Ёлька, боясь разрушить громким голосом царившую умиротворенную тишину.
— Думаю, не в этот раз, — загадочно отозвался Вальтер и ускорил шаг, спеша к следующей двери.
— Смотри, — летописец указал на заметно потертый слой пыли около двери. — Её не так давно открывали. Видишь, у основания заметно.
Ёлька присмотрелась. И правда, след о просевшей от времени и влажности деревянной двери темным пятном выделялся на фоне покрытого пылью пола.
— Здесь кто-то был до нас, — согласилась Ёлька.
— Главное, чтобы этот кто-то благополучно ушел, не стащив часть полотна с собой, — суровым тоном заявила Настя. — Меня эта история начинает порядком раздражать. И я хочу разобраться со всем как можно скорее.
— Не переживай, — подошедший Кевар постарался успокоить Настю, от напряжения которой воздух в округе начинал потрескивать. — Полотно нельзя срезать, или вырезать из него кусок. Это сразу же отразится на мироздании. Это летописи Вальтера можно сжечь и ничего не произойдет, так как они списаны с полотна. А полотно едино и неразрывно.
— То есть вы уверены, что нельзя оторвать кусок? — Вальтер старался не подать виду, как сильно его задело высказывание о вторичности летописей.
— Ну, представь себе шарф, который связали на спицах. Оторви от него кусок и все остальные петли рано или поздно тоже расползутся, — мягко пояснила Ёлька, с укором поглядывая на Кевара. — Так и тут. Нити переплетаются между собой, и все они неразрывно связаны сквозь века и тысячелетия. И оборвав чью-то нить раньше времени в прошлом, мы рискуем получить сотни, тысячи не сплетенных нитей в настоящем. Поэтому рассказы про связь поколений более чем оправданы.
Вальтер кивнул, усваивая информацию. До сегодняшнего дня клановые тайны Ткачей были для него недоступным знанием. И он старался впитать в себя все по крупицам, чтобы потом непременно отразить это в своей летописи.
Дальше шли молча и не останавливаясь. Полчаса спустя мир вздрогнул и до слуха идущих долетел тихий стук копыт — наступила полночь. С каждым новым залом сырость становилась все сильнее. Вскоре, срывающиеся с потолка капли сменились на целые водяные струйки, стекающие по заросшим мхом стенам, и теряющиеся где-то под полом. Чем дальше от входа удалялись школьники, тем длиннее и шире становились пещерные залы. В одном из них привычная картина полумрака и сырости внезапно изменилась. Как только четверга шагнула в арку, на них пахнуло теплым сухим воздухом. В глаза ударил мягкий свет, до боли непривычный после густого полумрака предыдущих залов. Свет лился из отверстия в потолке, падая на постамент, возвышающийся в центре. На постаменте, искрясь и переливаясь всеми цветами радуги, возвышалось алмазное веретено. Казалось, свет, проходящий сквозь него, рассыпается мириадами искорок, которые после продолжают витать в воздухе.