***
Вечный ми минор Shape of my heart обволакивает ухоженную серость салона чистокровной японки, Toyota Corolla. Он сидит на заднем сидении, посередине, и устало смотрит на испещренный трещинами и дырами асфальт за ветровым стеклом. По бокам от дороги метров на пять виден жухлый бурьян, дальше все тонет в серой пелене дождя. Старая бетонка ("автобан", кажется) уже позади. Сумасшедшие дворники изо всех сил стараются справиться с непрерывным потоком крупных капель. За рулем - папа, мама - слева. Их очертания расплываются в наполненных слезами почти четырнадцатилетних глазах. Он плачет уже давно. Красные глаза и щеки зудят, продохнуть пробки в ноздрях вообще невозможно, голова вот-вот расколется, как кокос
Тоже мне, райское наслаждение, блин...
в рекламе шоколадок Bounty.
Они уезжают. Навсегда. Папа везет его и мать в... Куда-куда? А оттуда они автобусом доберутся в Кемерово? Ну, да! Потом самолетом в московское Домодедово и поездом на новое место - какой-то чертов город, как его там? Сам папа приедет туда на машине дня через три - попросил товарища помочь в перегонке "узкоглазой колхозницы".
В пелене дождя появляются тусклые желтые точки, и, по мере сближения с встречным авто, мальчик безошибочно узнает разрез глаз единственной на всю деревню сестренки их машины - Toyota Mark II пятого поколения. Та начинает подмигивать дальним светом. Отец нехотя отвечает тем же.
- Пап, стой! - просит Дима.
- Вы уже прощались вчера, сын. Будь мужчиной. - отец стиснул руль.
Машины расходятся и в заднее окно сын видит красную вспышку стоп-сигналов. Измученные слезные железы, с невесть откуда взявшейся силой, выдавили новые капли соленого секрета.
- Папа, пожалуйста!
- Нет! - он сильнее надавил на газ и послушная автоматическая коробка скинула передачу на две ступени вниз. Мотор заревел с новой силой.
- Папа!
Насколько Димка
Ха-ха! Помнил, как же!
помнил, такой слабины глазам ему еще не приходилось давать.
- Павел! - повернула к отцу красное лицо мама. В ее глазах тоже стояли слезы.
Он с укоризной посмотрел на нее и топнул по педали тормоза, пуская ремни безопасности в тугой натяг. Сын уперся в подголовники сидений родителей, но все же больно ткнулся носом в бардачок между ними. Тормоза провизжали длительное соло и автомобиль замер. Дима тут же выскочил вон и пошлепал по пленке воды на дороге
Да я хренов Иисус!
в обратную сторону. Прощайте, новые кроссовки! Мощные капли через пару секунд прижали к голове непослушную черную шевелюру, напитали и утяжелили майку с вытертыми лицами Led Zeppelin и джинсовый костюм. Рассекая лбом дождь, он бежал к красным огонькам впереди. Вскоре слева от них появилось темное облако бегущей навстречу фигуры и он припустил еще быстрее.
- Митька-а-а! - слышится сквозь шум воды знакомый, по-юношески ломкий голос.
- Саня-а-а! - орет он в ответ и разгоняется до предела. И нет во Вселенной силы, способной остановить этот безрассудный и бессмысленный бег от будущего.
- Митя-а-а-й!
- Гно-о-ом!
Темное облако стремительно растет и приобретает очертания низкорослого рыжего толстячка, мокрого до нитки, как и он.
- Ты - козлина, Диман! Жопа с ручкой! Говнюк! Какого хуя ты не дождался меня? - клянет его на бегу запыхавшийся Саня за считанные секунды до того, как сгребает друга в охапку.
- Ты знаешь, что это не от меня зависело, пентюх ты гг'ебаный,
Я картавлю!?
какого хуя ты так долго, а? - от боли в переносице не осталось и следа.
Слезы горя обоих мальчиков меняют слезы радости, благодарные за эту встречу неведомой хозяйке-судьбе. Они стоят под дождем, закрыв глаза, и соревнуются в крепости объятий (коренастик по имени Саня - стабильно выигрывает) и изощренности речевых оборотов:
- Не дай Бог ты, козел, не напишешь, как только доберешься! Слышишь? Я тебя из под земли достану!
- Я оставил ебаный новый адг'ес, гнида! Пиши, как только пг'иедешь домой, сегодня же! И она пусть пишет!
- Да, конечно! Береги себя, Друг!
- И ты бег'еги себя. И ее! Бег'еги Мэг'и,
МЭРИ
!!!
слышишь?
- Да, блядь! Ты орешь мне в ухо, тупарь! Как я, по-твоему, могу не слышать?
- Хг'ани ее, как зеницу ока, Сань! Она... она...
- Да! - вздыхает друг. - Я знаю...
Они размыкают объятия, но посмотреть друг другу в глаза у них получается не сразу. Друзья ошалело озираются: их окружает сфера зависших в воздухе льдинок! Попадая в эту сферу, капли дождя мгновенно замерзают и присоединяются к ее кристальной безмятежности.
- Что за хрень, Дим? - панические нотки слышны в голосе обычно бравого Гнома.
- Я без п-понятия... Смотг'и!
Дима тычет пальцем в грудь Друга.
- Сам смотри! - отвечает тот и указывает на его грудь.
Сквозь мокрую ткань майки Сани прорывалось слабое мерцание густого фиалкового цвета. Он попытался извлечь безделицу на свет, но та сверкнула настолько ярко, что он поспешил убрать ее обратно и накрыть ладонью. Когда он убрал руку, сияния уже не было. На свою грудь Дима так и не успел взглянуть, но чувствовал, как рвалась навстречу своей половинке его часть той странной штуки, которую им оставил... Дядь Коля? Да, перед тем как испарился фиолетовым туманом и оставил их одних в том... вигваме? Да! И в мире. В этом мире.
Дзинь-дзинь-дзинь...
Окутавший их шар из миллионов ледяных кристалликов разом осыпался на асфальт. Глаза друзей, наконец, встретились. Ни капли прежней отчаянной соленой печали.
- Что будем делать, Диман? - с надеждой спросил Саня.
Митька вгрызся в нижнюю губу.
- Без Мэг'и...
- Дима! - раздался приглушенный разгневанный крик отца.
- Я сейчас! - бросил он за спину.
- Живей давай! На автобус опоздаете - до завтра с матерью на вокзале просидите!
- Иду, иду! - он, тяжело дыша, повернулся к Другу. - Без Мэг'и, навег'ное, все г'авно ничего не выйдет. Навег'ное. - он схватился за голову. - Не знаю, Сань. Какая г'азница тепег'ь? Слишком поздно. Поздно, понимаешь?
Губы Гнома задрожали.
- Твоя правда. - сказал он. - Прощай. Я люблю тебя, брат!
- И я люблю тебя, бг'ат! Пг'ощай. Иди сюда!
Они обнялись и тягучую, как жевательный мармелад, минуту стояли так, покачиваясь и всхлипывая.
- Иди уже. - слабо оттолкнул его, наконец, Саня. - Ненавижу эти сопливые прощания!
Дима в последний раз посмотрел на друга, нерешительно попятился, махнул рукой и, развернувшись, пошлепал к своим красным огонькам. Стихия ослабевала и теперь помимо стоп-сигналов был виден и силуэт задней части универсала. У открытой двери водителя, не обращая внимания на дождь, стоял папа.
- Митька!
Он остановился и глянул за спину. Метрах в десяти стоял Саня.
- Да?!
- И пусть у твоего пути будет Сердце!
Не замешкавшись ни на миг, его голос опередил мозг с ответом:
- Пути - г'азные, Сег'дце - одно! - и с первым шагом к машине Димка вдохнул бездонную серость того неба...
***
Двадцатипятилетний Дима в карикатурной позе (нечто похожее на мужика, сыплющего песок на пляже, только во весь рост) стоит у подъезда девятиэтажной свечки и глотает крупные капли непредсказанного метеорологами и уже затихающего дождя. Рука давно забытым движением ощупывает место на груди, где более десятка лет назад висела его часть... часть чего? И где она теперь? И что за долбаные глюки со льдинками? Вигвам?
Дима мотает головой, разбрызгивая дождь и пытаясь прогнать наваждение. Удается с трудом.
Мама
!
Время! Коробка!
Через несколько секунд он уже заводит
Давай-давай, ведро еба ное!
старушку-"четверку" и, рассекая мутные дворовые лужи, выруливает на Ленина под надрывный хрип слабых динамиков: Liberate my madness!