после снимка грудной клетки, забыла разрешить ему дышать, а он был не в силах ослушаться. Вряд ли есть что-то, способное напугать человека, который перестал считать количество убитых
Штуки... когда-то
я
считал их штуками
...
им людей после восьмого. Но такого он никак не ожидал. Пожалуй, нет в мире людей, которые вообще могут всерьез ожидать увидеть ожившего мертвеца.
На заднем сидении был Васька Мутный - бледный, будто извалянный в тальке. С той самой дырой во лбу, подаренной ему в день рождения лично Калачом. Синяя полоска губ изогнута в ужасающей усмешке, в глазах играли зловещие
Матьтую! Матьтую! Матьтую!
фиолетовые огоньки. Во взметнувшейся руке давно помершего дельца дрожал револьвер, направленный на бывшего однокашника. Не говоря ни слова,
Еще бы он чего сказал!
мертвец нажал на курок.
- Бл... - ошарашенный старик увидел вспышку выстрела, рефлекторно пригнулся, вильнув рулем вправо, и зажмурился.
Да щас!
Вспышка была... Но звук он услышал спереди. Точнее, резкий град звуков, будто россыпь крупных камней разом прилетела в правую часть авто, но ни один из них не напоминал оглушающего хлопка выстрела. Он вернул взгляд на дорогу. Верхний угол ветрового стекла расползся блестящей паутиной трещин, светофоры впереди моргали перспективой ненадежности желтого коридора. Проехав еще пару метров, Калач ударил по тормозам. Правая рука судорожно сжимала бесполезную сталь. Остановившись, он недоуменно глянул на пистолет, с опаской перевел взгляд в зеркало -
Чо за, матьтую, нахер?
никого! Глаза застил темный туман избытка кислорода, который ожившие легкие принялись хватать с жадностью заморенного голодом узника. Для пущей уверенности он обернулся и осмотрел сидение. Плащ бесцеремонно демонстрировал атлас подкладки.
И тут он заметил в заднее стекло небольшой черный бугорок на подтаявшем грязном сугробе у обочины. Чуть дальше на дороге валялась, судя по очертаниям, разрозненная пара обуви. Фиолетовый блеск глаз Васьки в его голове размыло мутной волной отчаяния.
- Матьтую! Этого только, матьтую, не хватало! Матьтую! - пропыхтел старик.
Он вышел из машины в опускающийся с неба морозный воздух и зашагал
Зачем? Просто садись, матьтую, в машину и уезжай!
к горе-пешеходу. На остановке стоял ларек с тяжелыми замками на ставнях. Один из тех, отвратительно-желтых, с потертой многоголосой вывеской: хлеб, продукты, сигареты, пиво, к чаю - все, что угодно, за нашу национальную, крепко стоящую на ногах, валюту.
Из за него появилась темная фигура и побежала навстречу, смешно загребая ногами. Осмотрительность убийцы только теперь, встрепенувшись, оглянулась по сторонам - никого. Странно. Времени ведь только часов шесть.
- Эй! Эй, ты! - орал на бегу бомжеватого вида мужик. - Смотри, куда едешь, баран! Это же пацан еще совсем! Пацан!
В ответ виновник аварии и еще кучи смертей направил на него пистолет. Тот ничуть не испугался, упал на колени рядом с распростертым тонким телом бедняги. Одна его нога была изогнута под неестественным углом.
- Да! Стреляй, гандон! По мне в чеченских горах и не такие пидоры стреляли! Давай! Мне терять нечего! А вот тебе... - он ткнул пальцем в Калача. - Менты и врачи уже на подходе!
И в подтверждение его слов из за поворота, метрах в трехстах, появились синие проблески, а следом за ними завыла сирена. Лицо убийцы исказила гримаса досады и ненависти. Он кинул в ветерана бессмысленную бравурную фразу:
- Мы с тобой еще, матьтую, увидимся, стукач!
И через пару секунд уже завел двигатель, по дурости своей, пристегнулся и рванул с места, оставляя за собой шлейф резинового дыма. Серая "буханка" с красной полосой на борту тормознула у места аварии, "бобик" с синей полоской помчался в очень короткую погоню.
- Еще никогда, матьтую, Штирлиц не был так близок провалу! Хер меня возьмете, матьтую, гады! - с азартом крикнул старик в несущейся, теперь уже одноглазой, импрезе и по привычке глянул в зеркало заднего вида.
На сидении опять сидел Васька. Встретив взгляд своего убийцы, он обнажил оба ряда желто-коричневых зубов, но губы его не остановились и медленно расползались дальше. На пунцовых деснах копошился рой маленьких белых личинок. Салон заполонил отвратительный смрад гнилых зубов и тухлого мяса. Из дырочки повыше правого, все так же мерцающего фиолетовым, глаза, струилась густая черная кровь.
Распаленный погоней водитель схватил с соседнего кресла пистолет и, обернувшись к нему, заорал:
- Да сдохни ты, матьтую, уже! Сдохни! Сдохни! - каждый выкрик он сопровождал ударом по спусковому крючку. Он выпустил всю обойму в скрытый дорогим черным костюмом корпус мертвяка. Тот даже не дрогнул и продолжал брызгать вонючим смехом между сочащихся кровью челюстей и лишь ткнул пальцем вперед, мол: "Посмотри-ка на дорогу, друг!"
Сквозь заполонивший голову звон в ушах прорвался приближающийся слева гром пневмо-гудка. Калач посмотрел в пучеглазое, цвета хаки, лицо своей смерти, когда было уже поздно как-либо реагировать. Черный бампер знаменитой первой модели КамАЗа снес половину
От этого, матьтую, останется шрамик...
туловища Калача вместе с крышей кузова Субару. Если бы не ремень безопасности, возможно, исход был бы не таким плачевным. Добрая треть всей крови водителя вперемешку с ошметками костей, мышц и легких в момент расплескались по металлу и пластику. Какой-нибудь ценитель искусства, возможно, долго бы пытался угадать, кто же автор этих экспрессионистских мазков. Может, сам Поллок? Голова, плечи и руки, усеянные стеклянной крошкой, повалились бесполезной грудой на соседнее сидение. Если бы лицо Калача не раздробила решетка радиатора, то его посмертная маска (если бы нашелся кто-то, решивший удостоить его подобной чести), наверняка, вышла бы не самой умиротворенной. Улыбчивого пассажира на заднем сидении - как не бывало.
Армейский тентованный грузовик со скрежетом протащил по асфальту искореженные трупы японского универсала и русского уголовника метров десять до полной остановки и застыл в мелькающих синим огоньках подоспевшего уазика. Изжеванная пленка кассеты продолжала тягомотное звучание из нетронутых ударом правых динамиков: оркестр Гленна Миллера заиграл лунную серенаду.
На первом этаже, в подъезде дома, в квартале отсюда перед бесхозным колотым зеркалом стоял спортивного сложения молодой человек с окровавленным ухом. Он скрипел зубами и наблюдал, как дергаются его желваки: "Кто меня кинул? Старикан - только посредник. Кто меня кинул?" Внезапно глаза отражения сверкнули фиолетовым, а губы прошептали ответ. Испуганный юноша разбил зеркало куском арматуры, что сжимал в руке и выбежал в ночь.
В бесконечности звездного неба над городом злорадствовали неразличимые среди миллиардов светил фиолетовые огоньки. Все идет по плану.
Часть I
Глава I
2 сентября 2012 год. Город N .
*В-ж-ж-ж!*
*В-ж-ж-ж!*
Вишневый ламинат надрывался противным потрескиванием в ответ на вибровызов. Экран телефона ожил и озарил утренний полумрак комнаты. Сухая жилистая рука нащупала ненавистный источник и машинально сдвинула значок сенсора на сброс.
- Сегодня ж еще не на работу. - бормотнул Дима и уронил голову обратно в сон.
Через секунду телефон опять призывно задрожал.
Все-таки не
будильник...
На этот раз он нехотя двинул палец вправо и положил трубку на ухо:
- Але! - нарушил тишину сонный голос и разнесся эхом по скудно обставленной комнате.