Подняв над головой руки, выщелкивая пальцами нелепый ритм, человек хромой трусцой пробирался следом и что-то напевал. Пес призывно тявкнул и убежал вперед на разведку. Помнил ли он о тумане? Капле? Тишине? О вспышке? Конечно же, нет... И не вспомнит больше никогда.
Остаток пути им предстояло пройти пешком.
Вскоре человек и пес одолели последний подъем дороги и, подставив лица уже спустившейся темноте и неугомонному ветру, окинули взором представшую перед ними деревню. Слева от бетонки торчала табличка: ПОТЕМКИ.
***
Поселок с населением около двух тысяч человек мало чем отличался от других забытых, разбросанных по территории огромной, до сих пор бьющейся в истерике после распада СССР, страны. Он стоял на узкой реке, в низине. Отсюда, с горки на въезде, казалось, будто он растекся сверкающей оцинкованными крышами в свете почти полной луны заводью на дне глубокого холмистого каньона. На юге поселения, за рекой, еще при Хрущеве обосновалась военная часть. Так что движение по бетонке редко замирало хотя бы на три дня и ее ремонт регулярно производился силами военнослужащих. Справа от нее по широкой просеке от подстанции поселка и в горизонт до точки тянулась, противно жужжа, линия электропередач. Благодаря соседству с вояками и, когда-то бывшему щедрым, бюджетному обеспечению в городке в свое время появились водопровод, газ, местная канализация, дренажная система и даже две панельных хрущевки - маленький коммунальный оазис в окружающей пустыне неблагоустроенности. Обслуживающих инстанций не требовалось - за всем присматривали служивые. В поселке были два детских сада - один в поселке, другой в военном городке. Старое обветренное здание школы стояло у самой окраины, на возвышенности, так что каждый ученик мог при желании разглядеть свой дом внизу. Амбулатория и фельдшерско-акушерский пункт со скудно оборудованной родовой палатой, и небольшим, в шесть коек, изолятором, находились в одном здании неподалеку от центра и соседствовали с почтой и вездесущим "Сбербанком".
Вокруг на десятки верст по всем направлениям простирались непролазные чащи, изъеденные редкими лишаями лугов, становящихся днем еле различимыми, когда их накрывали рваные тени несущихся облаков. Только чуть поодаль на восток раскинулась огромная, разделенная лесополосой на четыре равные части, плешь - поля площадью каждое около километра. Раньше они находились в ведении местного колхоза, теперь же использовались местными в целях выращивания картофеля и пшеницы для самообеспечения и торговли, будь то с военными или с районным центром. Прошлой осенью в областной столице на сельско-хозяйственной ярмарке их картошка даже участвовала в конкурсе качества, правда призового места не заняла. Неподалеку от школы стояла самая настоящая ветряная мельница с электрическим поворотным механизмом в основании, чтобы разворачивать лопасти в нужном направлении. Также рядом притулилась небольшая пекарня, так манившая школяров ароматом свежего хлеба и выпечки, когда те выбегали на улицу во время перемен: старшаки покурить, ребятня поиграть в "догоня". Все жители ежегодно в едином порыве собирались на посевную и посадку, окучивание и прополку, борьбу с вездесущим колорадским жуком и сбор урожая. К сожалению или к счастью, коллективное сознание еще не полностью покинуло эти места.
Нетрудно догадаться, чем, помимо колхозной деятельности, занималась большая часть населения, до перестройки - здесь было внушительное лесное хозяйство. Со времен НЭПа стахановские мозолистые руки рубили по щиколотку ноги беззащитным хвойным и лиственным великанам, архаровцы на распилочных конвейерах кромсали их изуродованные тела вдоль и поперек, и штабелями на огромных машинах отправляли прочь. Несчастные останки расползались по стране, чтобы стать несущими конструкциями, резной мебелью, стенами кабинетов, узорными перилами. В ходе модернизации сюда приезжали новые станки и специалисты, и вскоре появился небольшой завод, который весьма успешно из года в год выполнял и перевыполнял план. Ныне же, расположенный вдали, на западе от жилой зоны, объект, даже никем не охранялся. Пустующие, разграбленные здания комплекса лесозаготовки грустно глазели колотыми пыльными окнами на разрастающиеся вокруг чепыжи. А за ощерившимся бесполезной колючей проволокой забором, возвышались, с каждым годом неумолимо тающие под натиском мародеров, кучи изъеденного ржой железного лома.
После его закрытия, часть бывших работников, тех что похитрее и погнилее, разъехалась в поисках лучшей жизни, прихватив с собой все, что плохо лежало. Другая же, честная часть, которым совесть не позволяла брать чужого, осталась здесь доживать свой век и гадать будет ли у них пенсия.
Власть советов добралась в свое время до местной церквушки, что стояла в самом сердце селения. Обезглавленное здание долго использовали под библиотеку, но после безвозвратной поломки серпа и молота, книги перевезли и кое-как распихали по кабинетам школы. Народ совместными усилиями, при участии военных медленно, но верно восстанавливал историческую справедливость. А в какую канцелярию, кроме небесной, люди теперь могли обратиться с жалобами? И именно отсюда, после отпевания батюшкой Илией по всем канонам, почившие жители в сопровождении плачущей вереницы отправлялись на погост. Хоронили редко, и потому всем селом горевали и ревели навзрыд, а потом пили до утра.
Но народ не унывал. Наблюдался даже прирост населения. Подрастающее поколение образовывало все новые и новые ячейки общества и, не долго думая, обзаводилось потомством. Семьи военных, уверенные в своем будущем, тоже были весьма плодовиты. Улочки, дворы и парки пестрили счастливыми родителями с колясками или с уже топающими на пухленьких ножках чадами. В школу поступали год от года ученики-первогодки; выпускники старших классов, в основном, уезжали учиться в университеты и техникумы - кто-то возвращался, кто-то нет.
Модное слово "бизнес" нашло здесь свое воплощение лишь в паре магазинов с хозтоварами и продуктами первой необходимости, да в военторге, что стоял на территории военной части и снабжал солдат-срочников сладким, которого в армии так не хватает.
У большей части населения имелось подсобное хозяйство: скотина, куры, участок с насаждениями, у кого-то имелись лодки и сети - поэтому от голода никто никогда не страдал, да и с вояками торговлю постепенно наладили. Они, хоть и находились на гособеспечении, никогда не отказывались от натурального, своего, настоящего, и были щедры на дефицитные в селе рубли. Некоторые из местных работали в части на гражданскоей основе.
По-видимому, в силу близости военных, бандитских разборок тут никогда не было и народ знал о крышевании и рэкетирах только по наслышке и из кино. Однако, и многие отрицательные моменты перестройки все же просочились гадким ядом в губчатое сознание селян. При полном остутствии какой-либо национальной идеи, народ и здесь переставал быть единым целым.
А курение? Теперь гораздо больший процент молодежи считал, что дымящиеся палки во рту делают их более взрослыми. И можно считать вполне естественным, что если, скажем, один или несколько ребят из школы увидят известное содержание видео-кассеты "Шлюхи из колледжа", найденную случайно под матрасом у родителей, одурманенных и окрыленных доступностью таких фильмов после семидесяти-то лет "без секса", то на следующий же день все, включая первоклашек, будут знать "сценарий" во всех подробностях. Потом, возможно, будут даже конспиративные сборища "пока мама с папой на работе" с коллективным просмотром. И всё! Недостаточно тщательно спрятанная пленка полностью освободила взрослое население от необходимости неудобных разговоров с домочадцами о тычинках и пестиках.
- Сынок (или дочь), нам пора поговорить... - говорили родители, когда, по их мнению, наступало время.
- Мам, пап, я уже знаю что и куда пихать! - собиралось ответить чадо, но все же, видимо, из пока еще незыблемого уважения, выслушивало нелепые увещевания о методах контрацепции и личной гигиене.