— Проклятье! — прошептала она. — Почему жизнь всегда находится в полдюйме от смерти?
Темпл подошла к столу, достала из ящика шариковую авторучку и, сунув острый кончик в ноздрю Авраама, ударом ладони резко вогнала ее внутрь носового канала. Она несколько секунд удерживала ее от возвратного движения. Затем она принялась оказывать помощь самой себе, туго обмотав обрубок искалеченного пальца резиновой лентой с волос. Наконец она присела у окна, перевела дыхание и грустно покачала головой.
— Мне ведь тоже понравилось это место.
ГЛАВА 4
Около четырех часов утра она постучала в дверь Руби.
— Что случилось? — с материнской заботой спросила женщина, застегивая домашний халат.
— Вам придется заштопать меня.
Темпл вошла в комнату и опустила на пол тяжелую зеленую сумку, в которой что-то громко звякнуло. Она закрыла за собой дверь и поднесла руку к лицу Руби.
— О мой Бог! Как это произошло?
— Меня ранили.
— Мы должны пойти к доктору Маркусу.
— Мы не пойдем к нему. Я уже заглянула в амбулаторию и позаимствовала лидокаин. Надеюсь, у вас найдутся нитки и иголка? Мне нужна небольшая помощь — один-два стежка. А затем я уйду отсюда.
— Расскажи, что случилось.
— Я обещаю дать вам полный отчет, но только после того, как перестану пачкать кровью ваш ковер.
Женщина еще раз осмотрела ее руку.
— Нам понадобится больше света, — сказала она.
Усадив свою гостью на кровать, Руби осторожно положила ее руку на стол.
— Вот, — прошептала Темпл, передавая ей шприц и ампулу с лидокаином.
— Сколько кубиков? — спросила хозяйка.
— Я не знаю. Лучше поменьше. Мне еще понадобится эта рука.
Руби вколола лекарство в мякоть ее ладони, у самого основания мизинца.
— Я не понимаю. Почему ты боишься довериться Маркусу?
— Когда наступит утро, ваши люди перестанут питать ко мне добрые чувства. Кое-кто из местных мужчин имел забавные идеи о дружбе и братстве. Так у вас найдутся нитки и иголка?
Руби открыла ящик стола и покопалась в вещах.
— Какого цвета? — дрожащим голосом спросила она.
— Вряд ли это важно… Через минуту любая нить станет черной от крови.
— Да, конечно. Глупый вопрос… Я просто не подумала.
— Прошу вас, начинайте. Представьте, что вы штопаете носок.
Руби вставила нитку в ушко иглы. Когда рука онемела, Темпл взяла с полки один из журналов и подложила его под ладонь, чтобы кровь не растекалась по столу. Затем она осмотрела мизинец. Он был срезан чуть выше первой фаланги. Кость проступала на кончике, как желтый прутик. Она натянула кожу на край кости и плотно сжала ее пальцами.
— Можете приступать, — сказала она. — Сделайте несколько стежков и завяжите узелок. У вас получится, поверьте.
Руби начала зашивать рану. Темпл перевела взгляд на картину, висевшую над кроватью. На ней изображался огород, в центре которого находились три зайчика и девочка в чепчике. Острая боль проникла сквозь заморозку лидокаином. Темпл почувствовала головокружение и, сжав зубы, отогнала от себя темный туман надвигавшегося обморока. Она вытащила из кармана еще одну таблетку викодина и сунула ее в рот. Когда все закончилось, она попросила развязать резинку, служившую жгутом. Ей захотелось взглянуть, что получилось. На краю шва проступила кровь, но ее было немного. Руби перевязала обрубок пальца бинтом и завязала узелок с красивым бантиком.
— Вы отлично справились. Спасибо.
— Я никогда не делала такого.
— Ладно… Мне пора.
Темпл попыталась встать, но комната вдруг закружилась каруселью. Свет в ее глазах померк. Шея, став слишком гибкой, не могла держать голову прямо.
— Тебе плохо? — спросила Руби.
Казалось, что ее голос доносился через слой ваты… сахарной ваты, которая была чем-то вроде леденцов, нарисованных на майках… или через слой пушистых заячьих хвостиков, собранных со всех огородов мира.
— Я посижу чуть-чуть, — прошептала Темпл.
И тогда нахлынувшая темнота поглотила ее полностью.
Ее следующим впечатлением был яркий солнечный свет, вливавшийся в окно. Она лежала под тонким покрывалом на постели Руби. Хозяйка комнаты куда-то ушла.