Позже Ли нашел ее у одной из баррикад, которую охраняли двое мужчин, сидевших в газонных креслах перед прожекторами. Мощные лучи света разгоняли тьму на подступах к крепости.
Ли присел на бульварную скамью рядом с Темпл и тихо спросил:
— Когда отправишься в путь?
— Утром. Джо сказал, что, если дороги будут в хорошем состоянии, я смогу добраться до цели к полуночи.
— Это хорошо. А если родственников Мори там не окажется? Что ты тогда будешь делать?
— Не знаю. Наверное, привезу его сюда или доберусь до Далласа. Там большая колония. Кто-нибудь примет его.
— И что потом?
Она пожала плечами.
— Возможно, поеду на север. Хочу посмотреть на некоторые вещи.
— Послушай, Темпл, — повернувшись к ней, произнес Ли. — Я полагаю, ты не захочешь взять меня с собой?
— Ты правильно полагаешь.
— Но почему?
— Ты можешь погибнуть из-за меня, и это станет еще одним грузом, который я понесу в своем сердце.
— Темпл, я годами выживал в диких местах. Смерть меня не берет.
— Рано или поздно ты умрешь. Я просто не хочу, чтобы ты в тот момент был рядом со мной.
— Ты жесткая, как гвоздь!
— На самом деле — нет.
— Я знаю.
Темпл чувствовала его взгляд на себе, но ей не хотелось смотреть ему в глаза. Она нарочито разглядывала асфальт, блестевший под уличными фонарями.
— А как насчет такого предложения? — спросил Ли. — Ты забудешь о Пойнт-Комфорте и поедешь со мной в Калифорнию. Мы отправимся на поезде в Даллас и махнем оттуда на запад. Все трое! Я слышал, что люди в тех краях взяли под защиту целые города. Ты можешь идти там прямо целый час, не встретив ни одной баррикады. Настоящий возврат к цивилизации.
— А Ниагарский водопад? Он тоже внутри баррикад?
Ли откинулся на спинку скамьи и вздохнул, признавая свое поражение.
— Твоя взяла, Темпл. Обширный мир может изобиловать чудесными приключениями долгое время. Это верно. Но однажды ты очнешься, и тебе захочется выпить чашку кофе, отстранившись от живых и мертвых.
— Возможно, так оно и будет. К сожалению, я пока не готова к мирной жизни.
— Черт возьми, девочка! Что грызет твое сердце? Тебе нужно отпустить свое прошлое. Ты должна рассказать мне о том, что случилось с тобой.
— Возможно, так оно и будет, — повторила она. — Но я пока не готова к этому.
Они мчались на юг, и Мори, как обычно, молчал. Он играл со своими пальцами и смотрел в окно. Его взгляд скользил по окрестностям, ни на чем не останавливаясь. Утром небо стало серым, и легкая морось окропила ветровое стекло. Однако в часе от Лонгвью дождь иссяк. Сквозь белоснежные горы слоистых облаков проступила лучезарная синева.
Вокруг простиралась равнина — безликие пустоши, испещренные пучками сорняков и сухой травы. Время от времени Темпл проезжала мимо брошенных машин, скинутых в канавы или оставленных на обочинах. Она заглядывала в каждую из них, высматривая спрятавшихся там людей, и с облегчением вздыхала, когда не находила никого живого.
Перед некоторыми машинами валялись трупы, превратившиеся в скелеты. Кожа и плоть были съедены. Кости, отполированные пылевыми бурями, сияли белизной. Иногда в закрытых салонах за дверьми, которые не удалось открыть слизнякам, виднелись нетронутые тела. Коричневая кожа мертвецов загрубела, высохла и натянулась на скулах лиц и костяшках пальцев. Казалось, что дорога погрузилась в омут тишины. Остановив машину и заглушив мотор, Темпл опустила оконные стекла. Бесплодный и пустой ландшафт молчал. Это был мир глухоты и безмолвия.
Ее мысли окрасились печальными оттенками. Она подумала о Боге и ангелах, которые сейчас, наверное, решали, идти ли ей на небеса или в ад. Темпл подумала о своих преступлениях и о крови, пролитой на землю.
Ей вспомнились братья Тодды. Одного она лишила жизни, засунув ему в рот бюстгальтер, другого оставила на верную смерть, хотя могла бы вызволить его из плена.
Она подумала о Руби, красивых платьях и розовом лаке, который уже полностью отвалился от ее ногтей. Гриерсоны тоже хранили забавные вещи: рояль, граммофонные пластинки, модели кораблей, старинные часы и полированные мраморные столешницы. А еще у них был чай с мятными листьями и со льдом.
Воспоминания о Гриерсонах заставили ее подумать об одиноких людях, попавших в западню большого дома — о печальном Джеймсе и романтичном Ричарде, чей горизонт был ограничен забором, который он не смел пересечь. А что уж говорить о ясноглазом патриархе, посаженном в клетку и спрятанном в подвале. Как он стеснялся того, что стал слизняком! Его жизнь она тоже украла.