Когда резня закончилась, ее одежда намокла от крови и желчи. Кожа на руках покрылась коркой от серого крошева изрубленных мозгов. Она вытерла лицо от сгустков красной слизи, выплеснувшейся из вспоротых тел, — от гнилостной отрыжки ее собственного каннибализма, — и лишь тогда смогла полностью открыть глаза. Оранжевый закат угасавшего дня озарял картину наказания. Она не успела помочь Малкольму. Мальчик был растерзан от шеи до паха. Рана выглядела ужасающей. Казалось, что она тоже была творением приносящих зло рук Темпл.
Она рассказала старухе о том, как прижимала мальчика к себе и покачивала его, стараясь закрыть окровавленными пальцами рваную дыру на животе ребенка. Она рассказала, как долго сидела рядом с ним. Даже небо успело оплакать Малкольма дождем и омыть его тело для погребения. Она выкопала руками могилу у основания железного гиганта. Спустив мальчика в яму, она приготовила его к вознесению в рай. Темпл отрезала ему голову, чтобы он не превратился в зомби и не стал блуждать по земле, как это делали многие мертвые. Грубая работа отвлекала ее от страданий. К тому же она знала, что в ней поселилось зло. Отныне любое греховное и отвратительное действие вполне соответствовало ее демоническому статусу.
Она рассказала женщине о скитаниях и одиночестве, о самоизоляции и жизни вдали от колоний людей, о ночах, проводимых в заброшенных домах, и о щедрости Бога, Который пришел спасти ее. Он посоветовал ей уйти в дикие края, где неделями можно было бродить, не встречая ни одного живого человека. Там, боясь онеметь от постоянного молчания, она опробовала голос жалобными песнями.
Темпл рассказала, что временами она забывала о прошлом. Поселившееся в ней зло иногда рассеивалось и подпускало ее к чистым и нежным моментам жизни. Но в такие мгновения ей следовало сохранять бдительность. Обычно эти мимолетные радости предназначались не для нее, а для других детей Бога. Если бы они были дарованы ей, это сломало бы ее сердце, расплавило бы его навсегда, потому что красота зачумленного мира людей ничем не отличалась от чудес одиноких бродяг — чудес, заставлявших Темпл забывать вину и с неохотой вспоминать свою эгоистичную душу.
Она рассказывала женщине об острове и маяке, о луне и сияющих рыбах. Она делилась с ней всем сокровенным, пока пальцы старухи перебирали нить, и спицы щелкали друг о друга.
Вечером Темпл оставила женщину под навесом среди теней, потому что единственное, что их объединяло, был арго — язык одиночества, чьи слова на самом деле напоминали безмолвие бескрайнего неба.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 13
Прямая дорога на юг от округа Накодочес вела их через равнину, усеянную трещинами и оврагами. На горизонте под плотным слоем облаков появились черные, как уголь, тучи.
— Похоже, будет дождь. Если честно, Мори, я не думаю, что станет прохладнее.
Ее спутник безучастно смотрел в окно.
— Ты готовишься к встрече с родней? К возвращению домой? Наверное, собираешься бросить меня — безумную девушку, с которой связался?
Мори не спускал глаз с асфальта, стелившегося лентой перед ними.
— Только не задавайся! Вряд ли ты найдешь еще когда-нибудь такую хорошую компанию.
К тому времени, когда они оказались в пригороде Хьюстона, тучи закрыли все небо, и струи ливня загрохотали по крыше машины. Темпл уменьшила скорость. Дороги здесь были ненадежными, и любая лужа могла скрывать под собой фатальную рытвину.
Шоссе номер 59, по которому они ехали, проходило через центр города. За оградительными барьерами она видела слизняков, бродивших под дождем. Некоторые из них с любопытством посматривали на тучи и потирали руками залитые водой глаза. Другие сидели у сточных канав, наблюдая за струившимися там ручьями. Иногда зомби выглядели по-шутовски или по-детски. Темпл не понимала, как люди позволили таким безмозглым существам затолкать себя в укромные углы огромного мира.
Она подъехала к развязке нескольких дорог, где один ярус объездных путей обрушился на другой. Ей пришлось развернуть машину и долго курсировать по улицам, прежде чем она вернулась на шоссе за обвалившимся мостом. У нее сложилось впечатление, что в городе не осталось живых людей. Слизняки толпились на тротуарах, протягивали руки к машине и со скоростью улиток волочились за ней сзади, ведомые инстинктом, а не логикой. Темпл знала, что они будут преследовать ее даже после того, как автомобиль исчезнет из виду. Они так и будут идти, пока не забудут о ней, — пока образ машины не испарится из их фрагментарных мозгов. А когда это произойдет? Насколько долговечна память мертвых?