Поль
Руки пылали красным цветом, а в голове стрекотал голос, похожий на звуковые деформации после контузии. Полю выпал путь по другим дорогам, и он мог лишь надеяться на то, что Жоэль переживет их совместный ад не так остро, как он. Поль, статный и ошеломительный, мудрый и стойкий, претерпел всю тяжесть истины в один момент, и после обретенного уже не мог быть иным, хотя старался быть для Жоэль все тем же Полем, все в том же Париже. Краснота на руках не проходила, а усиливалась, его ладони превратились в конфорки электрической плиты, а голос внутри головы продолжал стрекотать монотонные истины, вбивая гвозди в дерево его реальности. Это случилось с ним случайно и без предупреждения, посреди улицы мощным ударом в челюсть, с него слетели розовые очки и перед ним открылась сочащаяся гноем ложь и связывающая руки обреченность его существования. Голос вещал об иллюзорности их с Жоэль мира, о грядущем расставании, о фиктивности всего происходящего, о несуществующих людях и объектах в вымышленном Париже. Когда это с ним случилось, он шел посреди улицы, один, торопился к Жоэль, которую уже несколько недель мучили сны, сны, в которых он исчезал будто в тумане. Он спешил к Жоэль, так как нестерпимо хотел ее обнять, хотел развеять ее страхи, отогреть внутри своего пылающего любовью сердца. Тогда, до этого жуткого и полного боли голоса, он не придавал большого значения ее снам, а лишь хотел их прогнать и устроить гармоничный сад в душе Жоэль. Увы, он не смог реализовать своих стремлений, после этого голоса, от которого голова рассыпалась как тонкое стекло, все изменилось. Когда голос усилился, улица вокруг Поля исчезла и превратилась в огромный смерч, в котором смешались человеческие лица, уличные предметы, картины его жизни. Сквозь смерч виднелась тьма, устрашающая и неизбежная, клокочущая и свирепая, словно океан в момент черного гнева. Среди этого смерча звучал голос и разгорались руки, его же руками будет разрушен рай, в котором он и Жоэль были так счастливы. Откровение длилось не дольше нескольких минут, но для Поля эти минуты были длиннее долгих лет, прожитых у теплого и родного плеча любимой. Когда остыли его руки и в голове остался тихий звук волн, Поль уже знал, что ему осталась всего неделя рядом с Жоэль. Тесаки разрезали его грудь, ноги стали ватными, по щекам поползли слезы, а руки предательски задрожали. Поль поднял голову к небу, такому же фальшивому, как и он сам, в его глазах отразился голубой свет, источающий влагу. Ровно неделя на то, чтобы успеть попрощаться. Он понимал, что должен стать злым и жестоким, превратиться в домашнего тирана, он должен был разбить сердце Жоэль, чтобы его пропажа не казалась такой болезненной, а скорее закономерной. В течение следующей недели он будет беспощадным снаружи и умирающим от боли внутри. Он должен будет сделать это для Жоэль, для той, кого любил больше себя, больше, чем мог себе вообразить голос внутри его головы. Он любил ее сильнее смерча и гуще той тьмы, которая свирепо дышала на него в потоке откровения. Он думал о руках Жоэль, о ее сотканных из пены плечах и талии, о ее живых и понимающих глазах, о ее смехе, о ее привычке смотреть, обернувшись через плечо. Жоэль, искрящаяся счастьем и любовью, любимая всеми цветами в парке, всеми ветрами у их окна, всеми цикадами соседних полей. «Жоэль, любимая! Любимая!!! Я знаю, ты меня не поймешь, не сразу, не сейчас, но я сделаю это для тебя. Я превращусь в предателя и изменника, чтобы, теряя меня, ты не страдала так, как страдает сейчас все мое существо. Я превращусь в последнюю сволочь и разобью твое сердце, чтобы ты после меня была сильнее. После моей пропажи тебе предстоит путь, длиннее, чем этот момент пылающего пекла, который даровали мне. Тебе предстоит так много, и я сделаю все, чтобы помочь тебе. Я брошу к твоим ногам себя и свои чувства, я сломаю свой внутренний стержень, но спасу твою душу, и ты сможешь жить после моей пропажи. Я притворюсь, будто больше не люблю тебя, чтобы твое сердце обиделось на меня и обросло твердым черепашьем панцирем, с которым ты сможешь дойти до конца», – Поль думал о Жоэль, просверливая взглядом ненатуральное небо, которое затягивали тучи.
В тот день он пришел домой и увидел Жоэль посреди грядки, засыпанную землей и с глазами умирающего в агониях человека. Она будто знала, что с ним произошло, как будто чувствовала и все понимала. Ее сны были не простым пустяком, она чувствовала весь мир, чувствовала его и, к сожалению, не в силах была что-то изменить. Нечеловеческих усилий стоило Полю держать спину прямой, говорить непринужденно и, обнимая ее, не впиваться пальцами в ее шею и шелк волос. В его душе бушевал океан, врезался в кости, смешивал органы и горькой желчью пытался пробиться наружу. Океан Поля вылился в их дом после его ухода и превратился в океан одиночества для Жоэль.