— Старая шутка «Индийских авиалиний», — попытался объяснить я. — Так в чем состоит ваша небольшая проблема?
— К прискорбию, я столкнулся с определенными непредвиденными сложностями, связанными с финансированием. Ничего серьезного — просто временное осложнение. Я полагаю, через неделю-другую всё разрешится… — он задумчиво погладил пальцем хвостовое оперение модели самолета, стоявшей на столе. На фюзеляже модели было довольно коряво написано «Барон Эйруэй». Затем он гораздо более бодро спросил:
— Кстати, вы принесли мой новый логотип?..
Международные отношения
По крайней мере дважды, заезжая в ворота «Белого дома», Джордж замечал: «Сэр, ваш дом выглядит постоянно недостроенным!».
Может, недостроенным, а может, и полуразвалившимся. Была масса признаков, свидетельствовавших как о первом, так и о втором варианте. Вестибюль, например, по-прежнему оставался стройплощадкой, в лестничном пролете опасно раскачивались трещащие электрические провода, оздоровительный клуб по-прежнему выглядел пустынным и нездоровым местом, а в лифте, когда он почему-то работал, запыленные строительные рабочие постоянно возили какие-то доски. В самой моей квартире опять не работали кондиционеры, контуженные диким скачком напряжения в сети, фильтр «Аквагард» отказался от бесполезных попыток совладать с содержимым водопровода, а общую тарелку спутниковой антенны залило дождем. Мадонна больше не исполняла для меня соблазнительные танцы, Би-Би-Си перестала рассказывать мне о новостях в мире, и даже Робин Лич больше не предлагал мне роскошную жизнь звезд… Когда мир вокруг рушится, у того, кто в нем обитает, есть два выхода: съехать с квартиры или с катушек. Бог знает по какой причине я выбрал второе.
В отсутствии телефона, в ситуации, когда единственным говорящим по-английски человеком в пределах досягаемости был сухопутный спасатель, я вдруг ощутил, что даже зачаточное знание хинди могло бы оказаться для меня полезным. Выучи язык — и все вокруг станут твоими друзьями, а страна — твоим домом, верно? Однако, не будучи прирожденным лингвистом, я сразу же испытал ряд проблем с назальными гласными, взрывными и придыхательными согласными[106]. Европейцу, решил я, для овладения произношением следовало бы обзавестись сильным насморком или повредить гортань, или, в идеале, получить оба этих преимущества. Была и другая проблема. Похоже, никто не знал точно, сколько же всего в хинди гласных и согласных. Согласно первой купленной мной книге — «Хинди за один месяц», гласных было одиннадцать (неужто этот самоучитель редактировал Хари Дхуп?), а согласных тридцать три; но вторая книга — «Универсальный самоучитель хинди» — сообщила мне, что гласных на самом деле шестнадцать, а согласных тридцать шесть[107]. Поскольку вторая книга была одобрена Министерством просвещения и вдобавок президентом, я склонялся к тому, чтобы поверить именно ей. На бумаге, впрочем, все гласные и согласные выглядели одинаково. Кроме того, меня интересовали не тонкости — мне было нужно лишь несколько обиходных фраз.
Те фразы, которые используются в учебниках языка, отчего-то никогда не имеют отношения к обычной, повседневной жизни. Мне всегда было интересно узнать, как живут их авторы. Они постоянно покупают билеты на поезд и спешат на вокзал, желают показаться врачу, спорят о цене овощей и спрашивают, как пройти в музей. Авторы двух моих самоучителей хинди, похоже, жили более интересной жизнью. Уж не знаю, чем они занимались помимо написания учебников, но в их жизни, по всей видимости, играли немаловажную роль такие фразы, как «Покажите мне этот язык», «Пересчитайте мои одежды», «Не стреляйте!», «Как много вам нужного хочется?», «Вы меня видите?», «Черт возьми! Что есть в этой деревне?» и, наконец, «Спокойное рассуждение отлично от возбужденного и поспешного мнения»[108]. Всё это было прекрасно, но мне-то нужен был достаточно краткий и вместе с тем бойкий перевод совсем других высказываний! Например: «Почему ремонт моего кондиционера должен длиться шесть месяцев?». ещё мне нужно было научиться как-то понимать ответы.
Одна из книг сообщала: «В хинди имеется два грамматических рода. «Пулинг» — мужской, «стрилинг» — женский». Размышления о женском роде привели меня к мыслям о сари, а от сари моя мысль скользнула к тайнам французского белья, которое, надо полагать, носят под сари… но прежде чем воображение мое ушло слишком далеко, внезапный грохот молотков и визг дрелей вернул меня к реальности. Выглянув на площадку, я увидел, что в соседней квартире нараспашку открыта дверь, и целая толпа почти голых людей рушит одну из центральных стен квартиры — весьма вероятно, несущую.
— Тихо! — заорал я. — Уже поздно! Ночь! Прекратите!
Никакой реакции. Я с таким же успехом мог быть человеком-невидимкой. Может быть, стоило попробовать фразу «Вы меня видите?» на хинди. Вместо того, и избрав возбужденное и поспешное мнение вопреки спокойному рассуждению, я ринулся к себе, схватил один из самоучителей и, поспешно перелистывая его, начал искать подходящие выражения.
— Чуп рахо! — «Тихо!» — попытался объясниться я.
На сей раз я был удостоен улыбки. Мне даже помахали рукой. Но уважить мою просьбу никто не собирался[109]. Как одержимые, они продолжали крушить стену. По-прежнему молча. Тогда и я повел себя как одержимый и ринулся вниз — поговорить с управляющим здания. Но и вестибюль, и контора управляющего были пустынны, точно лунный ландшафт. Не было видно и спасателя. Единственным найденным в конце концов мною живым человеком оказался спящий в уголке охранник — я знал, что английского он не понимает. Я бросился назад к себе — за книжкой, по дороге опять наорал на рабочих, наконец, вернулся к охраннику и разбудил его. Бедняга подскочил так, словно перед ним, размахивая книгой, стояло привидение. Несколько минут я лихорадочно рылся в книге, пытаясь найти что-нибудь подходящее к случаю. Всё это время охранник стоял по стойке «смирно».
— Дусри ман: зил! — пропел я наконец. Если верить книжке, это означает «второй этаж». Правда, я не был уверен, как следует понимать вклинившееся в слово двоеточие[110].
Он тупо уставился на меня.
— Дусри ман: зил! — повторил я, тыча пальцем вверх.
Охранник кивнул, хотя явно по-прежнему ничего не понимал. Я продолжал листать книгу.
— «Аадми»! — нашел я вдруг («человек»). Множественного числа не было, так что я просто повторил слово несколько раз[111].
— Аадми, аадми? — неуверенно повторил за мной охранник.
Беседа началась. Найти бы еще, как на хинди «грохот»!.. В ходе поисков я вдруг наткнулся на числительные. Наверху был как раз десяток рабочих.
— Дас аадми! — добавил я, просто чтобы не дать разговору преждевременно увясть.
— Дас аадми?..
— Ха! Ха!
Я вовсе не хохотал. Я пытался сказать «да»[112]. Но было видно, что охраннику к этому моменту стало не по себе один на один с сумасшедшим европейцем, который выкрикивает какую-то чушь из книжки. Поэтому я отказался от попыток найти «грохот» и попытался заменить его словом «слон». Это был безумный выбор, но всё-таки — огромное шумное животное[113]…
— Дас хатхи[114] аадми, дусри ман: зил! — объявил я наконец. «Десять слонов-человек, второй этаж!».
Глаза охранника странно округлились, и он попытался отодвинуться от меня подальше.
— Бум! Бум! Бум! — добавил я в отчаянии, пытаясь передать грохот.
— Бум?.. Бум?.. — прошептал бедняга.
В этот момент в вестибюле показались «десять слонов-человек». Проходя мимо нас, один из них на превосходном английском произнес: «Доброй ночи!».
106
Вообще-то хинди — не очень сложный язык, скорее даже простой. В грамматике некоторую сложность представляет, пожалуй, только эргативная конструкция с согласованием формы сказуемого не с подлежащим, а с дополнением; исключений из правил немного, фонетика замечательна тем, что всё как слышится, так и пишется, графика деванагари непривычна, но достаточно проста — не считая дюжины лигатур (слияний букв), которые выглядят не совсем так, как можно было бы от них ожидать, следуя общей логике соединения букв… Что касается звуков, то, действительно, некоторым иностранцам трудно даются звуки, отсутствующие в большинстве европейских языков… Короче, если говорить просто, есть «д», «т», «р», «л» обыкновенные, а есть некие аналоги этих звуков, при которых кончик языка касается середины нёба — «р» в результате звучит как нечто между «р» и «л», например. У каждого гласного звука есть назализованный вариант (кто помнит, как звучат гласные у страдающего насморком человека, легко их себе представит). Некоторым почему-то с трудом даются придыхательные согласные, хотя чего проще — у почти каждого согласного есть парный ему придыхательный («бх», «пх». «кх», «тх»…). Ну и ещё некоторые сложности, в большинстве случаев преодолимые путем упорных логопедических занятий. А вообще язык правда вполне доступный.
107
По
109
Автор потребовал у рабочих, чтобы они «замолчали», а не «соблюдали тишину» — а они и так не разговаривали…
110
Таким странноватым образом авторы книги пытались передать долготу «и» в слове «манзиил» («этаж»). Логичнее, конечно, было бы написать «манзи: л», но, как читатель, вероятно, уже успел убедиться, логика — не та категория, которой следует руководствоваться в Индии. Кстати, долготу «а» в слове «аадми» разговорник г-на Келли передал иным способом, удвоив букву («аа», а не «а:» или «:а»).
111
Множественное число мужского рода в прямом падеже не отличается от единственного. А автор ненароком употребил всё более редкую в наши дни форму двойственного числа («двое человек»), аналогично известному у нас «бхаи-бхаи» («братья» — о двух братьях).
113
По индийским представлениям — ловкое, аккуратное, умное и изящное в движениях. «У нее походка слонихи» — комплимент.
114
Кстати, любопытно, что почти каждый ребенок знает названия многих животных на хинди — благодаря «Книге джунглей» Киплинга. «Хатхи» — «слон», «бандар» — «обезьяна» (а «лог» — народ»), «балу» — «медведь», «чиль» — «коршун», «шер» — «тигр»… А вот «акела» — это «одиночка».