– Ай! Мамочка!
– Этот цветок вам, Лизетта! – широко улыбаясь, сказал раскачивающийся вниз головой Фирсанов.
– Как же вы меня напугали!
– Простите, я понимал, что банальное ожидание не привело бы к желаемому эффекту.
– Зато привело к падению конспектов моих лекций, и у меня чуть не выпрыгнуло сердце из груди!
– Весьма сожалею, но надеюсь, что это поправимо, – ответил Фирсанов, продолжая нелепо висеть вниз головой, качаясь и улыбаясь.
– Вы не сдержали своего слова! – За гневом Меньшикова пыталась спрятать свой страх.
– Какого?
– Вас не было десять дней. Я уже и не знала, что думать.
– Простите, но был рекрутирован родным отцом, работал писарем и делал выборку по одному важному земельному делу.
Наконец все конспекты и книги были собраны. На этот раз повезло – они попадали на сухое место. Только теперь Лиза разглядела, что Фирсанов висит зацепившись носками туфель за верхнею балку ворот. Держался он только за счёт мышц ног.
– И долго вы так собираетесь висеть?
– Сколь угодно долго.
– Я таким количеством времени не располагаю! – стала заводиться Елизавета. – Леонид, прекратите свои дурацкие фокусы! Вам не жалко ваших туфель?
– Туфли ерунда, – сгибаясь и хватаясь за балку руками, сказал Леонид. Теперь он раскручивался в обратном порядке, привычно и аккуратно опустил ноги. – Главное, чтобы пальцы не затекли, а то я упаду. Прямо в грязь. Лицом. И вы испугаетесь ещё больше.
Он встал на землю и взмахнул руками, будто падая. Лиза снова вздрогнула и вскрикнула.
– Всё хорошо! – заверил он её.
– Ничего хорошего! – разозлилась Лиза собственного испуга. – И как долго вы так собираетесь паясничать?
– Хотелось бы лет тридцать, а вот сколько даст Господь, я не знаю. Я пришёл за ответом, дорогая Елизавета Борисовна.
– Я уже вам недвусмысленно намекнула, – не остывшая от своего раздражения, резко ответила Меньшикова, – кто может завладеть моим сердцем и кому найдётся в нём место! Человек должен посвятить себя служению идеалам свободы и жертвовать своей судьбой, а не висеть, как гусеница, на воротах.
– А жертвовать обязательно?
– Конечно!
– А ведь жертва означает смерть.
– Только такой человек достоин моей руки и сердца! – не слыша замечания, декламировала девушка. – Только тогда он заслужит моё всемерное уважение.
– А кого вы будете уважать? Ведь никого уже не будет!
– Но будет краткий миг интеллектуального единства.
– А любовь?
– Что «любовь»?
– Заслужит ли он любовь?
– Он заслужит уважение, а это больше чем любовь.
– Понятно, – непонятно по какому поводу протянул Леонид. – Так ведь в пределах Российской империи нынче такого места не найдёшь. От Сахалина до Варшавы.
– Не там ищите, Леонид.
– А где же надо?
– На юге Африки. Там сейчас началась борьба за освобождение бедных буров от гнёта Британской Короны. Этой борьбе даже симпатизирует сам Император! – Девушка даже слегка понизила голос от трепетного восторга. – Вот с кого следует брать пример!
– Но стать императором я не смогу даже при всём моём желании, мой отец юрист, а не падишах, – с едва уловимой иронией произнёс Фирсанов.
– Я знаю, что тайными тропами туда направляются люди, о которых я вам уже изволила говорить, – в холодном бешенстве ответила Лиза. Он, видите ли, над её святыми чувствами насмехается! – А маменькиным сынкам, которые прячутся за спину мифического технического прогресса, рассчитывать не на что!
Меньшикова рассержено развернулась и пошла через внутренний дворик к своему подъезду. Она ждала, когда он её остановит или хоть как-то отреагирует! Но этот скверный мальчишка почему-то угрюмо молчал. Едва она коснулась дверной ручки, он сказал тихо, но, как ей показалось, было слышно на всю улицу:
– Я не могу быть маменькиным сынком. Мама сгорела скоротечной чахоткой, когда мне было три года.
Не крикнул, а прошелестел. Слова вырвались и повисли в сыром воздухе. Да так, что она качнулась, словно пламя свечи на сквозняке. И замерла. Когда она развернулась после паузы, у ворот уже никого не было. Она кинулась в арку и выскочила на улицу. Там было пусто. Только дрожащие пятна фонарей на мокрой мостовой, да ветер волочил наискосок какую-то бумагу. Она медленно вернулась назад. Никого. Сдерживая рыдания, она побежала домой.