Но чем больше слушал речь молодого человека, тем сильнее она вызывала волну необъяснимого раздражения у студента третьего курса юрфака. Слишком обще, гладко. Ни о чём. А надо – собираемся там-то, тогда-то, с собой иметь то-то и то-то. Фирсанов пошёл прочь от любопытствующей толпы на площади возле посольства королевства Нидерландов. Но потом вернулся и, сцепив зубы, стал дожидаться окончания «пламенной» речи агитатора.
– А теперь я предлагаю вам записаться в добровольческий отряд, который отправится с оружием в руках воевать за свободу буров! – воскликнул оратор, спрыгнул с тумбы и даже достал сложенные листки бумаги. Но люди, слушавшие его с открытыми ртами, удивительно быстро и незаметно исчезли с площади. Последним тронулся извозчик, увозя мужчину в незаметном сером костюме и котелке. В его внешности выделялись только два внимательных глаза.
Оратор покрутил головой, плюнул, спрятал за пазуху аккуратно разлинованные листки. И, не оглядываясь, пошёл прочь. Ссутулившись, он шёл по переулку, пряча обожжённые ветром руки в карманах своей тужурки. Леонид догнал его и едва тронул за плечо. Молодой человек резко развернулся с поднятыми к лицу кулаками, явно для того, чтобы дать физический отпор преследователю.
– Где? – спросил Леонид.
– Что «где»? – удивился парень, по-прежнему сжимая кулаки.
– Где формировать отряды будут? Куда приходить? Что с собой брать? Какой маршрут движения? – за один присест выпалил Фирсанов.
Видимо, вопросов было слишком много, они ошарашили парня. Он немного постоял, обшаривая глазами лицо Леонида, и, резко развернувшись, неожиданно побежал прочь по улице.
– Куда же вы? – крикнул подошвам его сапог обескураженный Леонид.
– Иди к черту, филёр хренов! – не сбавляя скорости, крикнул парень и через несколько больших шагов скрылся за углом.
Второй конфуз за день! Его не хотят видеть и слышать, его гонят от этой затеи. Сначала капитан. Теперь парень принял за шпиона полицейского управления. Право, было бы смешно, коль не было так грустно. Оазисы, барханы, верблюды, туареги, раскалённые пески, борьба за свободу и независимость пока оставались недостижимым миражом, рождённым воспалённым воображением. Но надо будет прийти сюда не один раз и, может быть, он встретит тех, кто на самом деле занимается переправкой добровольцев. Не может он их не найти, как-то же они туда добираются! Значит, и он сможет! Ну не маменькин же он сынок в самом деле!
С отрешённым лицом Леонид пробродил по городу до вечера. О том, где он был и что делал, у него остались смутные обрывки воспоминаний. Помнил какой-то трактир, где устал от архангельского плешивого мужика, который пытался назойливо доказать, что поморы это тоже люди и ничуть не хуже других. Его брюзжание так обрыдло, что, не дождавшись заказанного, Фирсанов рванул куда глаза глядят. Помнил, как нарезал круги вокруг памятника Пётру I, пытаясь заглянуть тому в глаза, ища ответы на свои вопросы. И аллюзии на «Медный всадник» в голову ему не приходили. Зато несколько раз мелькнула мысль о собственном сумасшествии.
– Фирсанов! Старый друг! Куда ты пропал? – услышал он вечером голос однокашника, когда ноги помимо воли вынесли его на Невский.
Он поднял глаза.
– Старик, у тебя все в порядке? – стал допытываться Александр Краснов. – С отцом всё хорошо?
Лёня едва кивнул.
– Ты ел? – Фирсанов неопределённо пожал плечами. – А ну, поедем ко мне, – практически приказал однокурсник. И схватив за рукав, потащил уставшего от себя самого Фирсанова к извозчикам. – Перекусим, махнём и разберёмся!
Леонида пленил простой алгоритм действий, он устал от одиночества и собственных мыслей, поэтому, не сопротивляясь, побрёл следом, безропотно позволив товарищу верховодить.
Только они расположились у Александра дома, как к тому завалила ватага университетских друзей. И шампанское полилось рекой.
После того как в сознании стёрлись все острые грани, боль немного притупилась, остался только саднящий уголёк в левой части груди. Его сознание раздвоилось. Один – глядел на происходящее трезво, где-то даже цинично, приговаривая: «Ну, давай! Отчебучь какой-нибудь номер! Что ты ещё можешь?» Другой – трогательно подпевал Краснову и требовал, чтобы тот спел: «Нынче время пришло // Все каменья собрать в закрома. // Вдруг взошли семена, // Что бесплодной рукою засеяны»[8]. А ведь и вправду – нынче время пришло. Гори всё прахом! Активно махал в такт бокалом, участвовал в заковыристой беседе, хихикал и даже находил остроумные доводы и ответы. В самый разгар веселья Краснов пристал к Фирсанову.