Полог палатки шумно хлопал под порывами ветра, но этот звук оставался без внимания, как щелчки ружейных выстрелов, свист пуль, взрывы гранат и снарядов. Полевой хирург Александр Карлович Эбергарт, продолжая практически круглосуточно оперировать, с нарастающим неудовольствием обнаруживал схожесть англо-бурской войны с русско-японской. Чудовищные потери без ожидаемого результата. Ему всё чаще стало казаться, что часть войска, наплевав на позиции конкретно и диспозицию армии вообще, сейчас развернётся и отправится на посевную.
Александр Карлович вытащил сплющенную пулю и брезгливо бросил её в кювету. Она звякнула и затихла. И если бы не мастерство Эбергарта, то пациенту уже требовался бы плотник. А так – покой и грамотный уход. И возможно, человек сможет самостоятельно ходить. Сестра промокнула операционное поле, несколько движений руками – и можно уже зашивать. Последний стежок.
– Следующего! – достаточно громко скомандовал Эбергарт.
– Доктор, тишина покамест, – стоя спиной ко входу, сказал измотанный санитар Василий Ерохин, которого хирург знал ещё с англо-бурской. – Так я дёрну пару затяжек?
– Отойдёшь дальше трёх шагов – отдам под трибунал.
– А нам шо? Шо табак, шо трибунал – лишь бы проняло! – привычно храбрился Василий. – Одно удивляет…
– Что? – спросил Александр Карлович и заученным жестом потянул из кармана свою знаменитую резную трубку.
– Послушайте! – предложил санитар.
Александр Карлович застыл и обратился в слух, но затих даже ветер.
– Тихо, – удивился Ерохин. – Слишком. Как перед грозой.
– Это у тебя в голове тихо, потому что там Торричеллиева пустота[42].
– Чо? – не поняв слов, удивился Ерохин.
– Успокойся. Это не операбельно. Не засни стоя, сгоришь.
– А чо нам, Тверским бу…
Слова санитара Ерохина неожиданно оборвал вышедший из его груди японский штык. Кровь стала съёживаться, обнажая тусклую сталь. Санитар изумленно посмотрел на лезвие и поднял на врача непонимающие глаза. В следующую секунду изо рта тонкой струйкой потекла тёмная кровь, и Василий рухнул под ноги маленькому японскому рядовому, который даже не перекрывал собою свет от входа в палатку.
Эбергарт мгновенно оценил происходящее и дёрнул за чашку трубки. Из резных стен крепости на мундштуке на свет показался короткий клинок, максимум в четыре пальца длиной. Резкий шаг в сторону, короткий замах – и лезвие, проткнув глаз, вошло в мозг японца. Он дико вскрикнул, схватился пальцами за стальное жало. Бордовая масса с густыми комками потекла по руке и лицу. Дёрнувшись, солдат стал заваливаться набок. Александр Карлович выдернул своё оружие и выскочил в проём палатки.
Молодой японский лейтенант Сиода увидел мужчину в белом халате, сильно забрызганным кровью. Он появился в проёме медицинской палатки с поднятой кровавой рукой. Лейтенанту, конечно, долго вбивали кодекс самурая, но в этот момент сердце дрогнуло, и юноша попятился назад. Белый халат пошёл на него с лицом, лишённым эмоций, высоко подняв кулак, из которого торчал смертельный клык. Руки лейтенанта рефлекторно потянулись к кобуре, но не получалось откинуть клапан. А кровавое чудовище неуклонно надвигалось. Наконец японец сообразил, что ему мешает его же наган. Всё это время он был у него в руках.
Эбергарт успел обнять японца, целясь в сонную артерию, но тут прозвучало несколько выстрелов. Александр Карлович дёрнулся, у него на спине стал расцветать цветок клюквенного цвета, увеличиваясь в размерах. Лейтенант отпрянул, освободившись из объятий, а врач мешковато упал на землю, царапнул её носками ботинок и затих. Сиода оцепенел на пару секунд над убитым, потом его лицо исказил бешённый оскал, и с диким криком: «И-и-и!» – он побежал дальше, развивать наступление своей армии. И не важно, что жертвой этой атаки стал русский прифронтовой госпиталь. Эти люди умели лечить людей, а не убивать их. Так по-военному буднично Александр Карлович Эбергарт, отличный врач и прекрасный человек, застыв на мёрзлой земле, навсегда покинул этот мир.
42
Торричеллиева пустота – безвоздушное пространство над свободной поверхностью жидкости в герметически закрытом сверху сосуде. Названа по имени изобретателя ртутного барометра Эванджелисты Торричелли. В наши дни Т. п. называют вакуумом.