– А отчего же жаль? – настолько удивился Леонид, что немного пренебрёг правилами приличия.
– Фамилия у вас… Кстати, запамятовал, как вас величать?
– Леонид Александрович, можно Лёня.
– К чему нам это амикошонство, Леонид Александрович? Фамилия у нас древняя, гордая. Да и ваша ничем запятнана не была. Мужчины по нашей линии всегда служили царю и отечеству. Всегда с честью несли ратную службу.
– Так вот, честь и свобода и составили суть моего визита к вам. Только понукаемый этими чувствами осмелился вас побеспокоить, – приноравливался к старой, несколько выспренней манере изъясняться, Лёня.
– Ну, право, какие счёты между своими. Чем могу быть полезен? – Старик даже немного напружинился, обратившись целиком в слух.
– Не знаю, известно ли вам, что на юге Африканского континента маленький бурский народ ведёт освободительную войну против Британской короны.
– Мерзавцы! Мерзавцы! И ещё раз мерзавцы! – жёстко отрезал Алексей Иннокентьевич.
– Кто? – похолодев, с ужасом спросил Фирсанов, оценивая вероятность получения необходимой рекомендации. Ведь вполне естественно, что старик мог быть англофилом, а не симпатизировать потомкам голландских переселенцев. Он был старым воякой, прошёл Турецкую кампанию 1855-56 годов. В следующую секунду он понял, что в данном случае не важно, на чьей стороне граф, важно будет ему верно подыграть, а ради рекомендательного письма он был готов на все тяжкие. Аристов выдержал достойную театральную паузу, расправил бороду на груди и произнёс:
– Конечно, подданные Великобритании! – Фирсанов облегчённо выдохнул, не придётся бесстыже врать старику в глаза. – Ультиматум Чемберлена – это в высшей степени наглость и оскорбление интеллекта. Стоило найти там золото и алмазы, так англичанам срочно потребовалась эта земля. Мерзавцы!
– Как же я с вами согласен, Алексей Иннокентьевич! – радостно подхватил Леонид, слегка удивлённый политической осведомлённостью своего престарелого родственника.
– Всегдашняя манера англосаксов! Яркий образчик колониального мышления! – Граф продолжил развивать своё понимание ситуации. – Наложить когтистую лапу на то, что им никогда не принадлежало! А лучше отобрать это чужими руками, разжечь войну, добиться изнурения супротивников, а потом с видом благодетелей устроить мир. И за своё «скромное» посредничество ободрать обе стороны почём зря, присовокупив себе большую часть, если не всё разом. Знамо дело! Проходили в Крымскую кампанию! Ох, тогда суровые были деньки! Дым, чад, грохот. Пули свистят, снаряды рвутся, неприятель атакует. Я тогда получил под своё командование…
Понимая, что инициатива разговора стремительно, как кинжальный удар уланов, ускользает от него, Леонид решил избавить себя от исторического экскурса в историю Крымской войны.
– Так вот, в продолжение этой славной темы. – Леонид стал прибирать разговор к своим рукам. – Хоть я и не по военной части, но решил не отступать от линии, проложенной моими дедами и прадедами.
– Это же каким же образом, юноша? – ожил старичок.
– Хочу для читателей «Невского экспресса» написать ряд репортажей с театра военных действий, чтобы публика была в курсе всех коллизий происходящих событий.
– Ох уж это новомодные штучки! Клянусь, скоро желающих за деньги, причём очень большие, станут доставлять, словно на экскурсию, под неприятельские пушки и батареи. В бинокли или подзорные трубы показывать, как льётся солдатская кровь, как рвут снаряды человеческую плоть на части. Кровожадно сие. Прямо как в древнеримской империи. Правда, там честней поступали. Строили цирки, гладиаторов воспитывали и пялились, как кровушка людская на жёлтенький песочек льётся. Жуткое это зрелище, – сказал старый граф и почему-то зажмурился со счастливой улыбкой на лице.
– Война и кровь – это ужасно! – поддакнул Лёня.
– Это смотря с кем и за что! Иной раз пока человеку в морду кулаком не сунешь, так он и не возьмёт себе в ум, что этого не следовало говорить, а того больше – делать.
– Но ведь за Родину…
– За Родину, юноша, это другой оборот. Не случайно завещано нам: за веру, царя и отечество сражаться, не жалея живота своего.
– Кстати, по слухам… – Лёня заговорщически наклонился к старику и шёпотом, как бы между прочим, произнёс: – Его Императорское Величество Николай II симпатизирует бурам.
– Император на то и помазан на царствие, чтобы за нами, человеками, милостиво следить и наблюдать! – отчеканил очередную сентенцию граф и неожиданно сильным, не старческим голосом стал выводить: – Боже, Царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, на славу нам!