Она кивнула и пошла с ним через украшенную гирляндой арку в прохладный сумрак оранжереи. Он принес ей мороженое и лимонад, а сам, закурив, сел напротив в плетеное кресло. Этот «самый привлекательный мужчина в Лондоне» немного смущал ее. Он явно человек настроения: то обаятельный, искрящийся весельем, через мгновение — молчаливый, целиком ушедший в свои мысли.
«Его замечание о том, что я много выиграла из-за ссоры отца с племянником, не очень хорошего вкуса,» — подумалось ей. Но она легко простила его. Чартер был тем мужчиной, которому женщины многое прощали. Одной улыбкой он стирал воспоминание о своих промахах.
Хотела бы она знать, что происходило в его душе сейчас. Он немного подался вперед, его брови сошлись над глазами, опущенными вниз. Ей очень нравился его рот... такой красиво очерченный... но такой странный, жесткий и придающий лицу непреклонность. О чем он думал?
В оранжерее было тихо и спокойно после шума и гама, царивших в зале.
— Рождество самый веселый праздник, не правда ли? — тихо спросила она, отпивая лимонад маленькими глотками.
— Очень веселый, — ответил Чартер. Но говорил он автоматически. В его мыслях не было веселья. Его чувства затерялись в прошлом. Рождество, девять лет тому назад... последнее Рождество, которое он провел в Риверс Корте, в Чанктонбридже. Интересно, что подумала бы эта простая прелестная девушка, ставшая наследницей Генри Риверса, если бы она знала, что он, Роланд Чартер... и есть тот «мальчик», который потерял все, что она обрела.
Горькая ненависть и еще больше обида, которые пылали в нем против Генри Риверса после того, как он был изгнан из Риверс Корта девять лет тому назад, вспыхнули в нем сегодня с новой силой.
Его мысли унеслись назад, в детство, когда он в семилетнем возрасте потерял отца и мать и прибыл в Риверс Корт к дяде Генри, брату матери. Дядя Генри, ботаник и страстный собиратель мотыльков, не был женат и решил сделать Роланда своим наследником. Миссис Риверс, которая и тогда управляла Риверс Кортом, была рада красивому резвому маленькому внуку. Из всех ее детей она больше всего любила Элизабет, его мать.
Но Роланд не был счастлив в Риверс Корте. Дядя не любил его. Они были слишком разные. Их темпераменты! Они постоянно сталкивались, и попытки миссис Риверс навести мосты через пропасть, разделяющую их все больше, не всегда оказывались успешными, тем не менее мальчик любил Риверс Корт и бабушку, гордился своим наследством, был полон амбиций, надежд на будущее.
В годы учебы в Марлборо, а затем в Оксфорде он был счастлив. Но длинные каникулы, которые он проводил в Риверс Корте, всегда заканчивались разногласиями. Однажды по какому-то пустяковому поводу он умудрился крупно поссориться с дядей. Жонкиль только что сказала, что с Генри Риверсом «иногда» бывает «трудно». Роланда он всегда раздражал. После первой неудачной любви Генри Риверс так никогда и не женился; он превратился в угрюмого, придирчивого, ограниченного человека, с фанатичным пристрастием к ботанике.
Он хотел, чтобы Роланд стал ботаником, проводил долгие часы в поисках мотыльков, сидел в библиотеке и изучал энциклопедии. А мальчик рвался играть в крикет или регби в компании однолеток. Зимой Роланд, как все мальчишки, стремился познать прелести стрельбы, весной — пускать змея. Кто может упрекнуть его за то, что он ненавидел долгие часы, которые проводил наедине с дядей Генри, тараща глаза через микроскоп на крылья мотылька, преодолевая страницу за страницей скучные книги по ботанике? Кто осудит его за то, что он рос своенравным и обидчивым? Но можно понять и точку зрения Генри Риверса: фанатик своих научных занятий обижался на Роланда за то, что тот не проявлял к ним интереса. Генри Риверс порицал все возрастающую приверженность современной школы к тому, что он называл «детскими играми».
У Роланда в то время был жизнерадостный, искренний, но вспыльчивый нрав. Приближался неизбежный конец. В глазах дяди Роланд перешел все границы: наделал долгов в Оксфорде, вращался в кругу очень современных молодых людей, которых мистер Риверс называл «прожигателями жизни», и был замешан в небольшом скандальном приключении с известной хористкой. Ничего особенного, мальчишеская глупость. Грехи молодости.
Вместо того, чтобы обойтись с ним мягко, дать ему хороший совет, Генри Риверс осудил Роланда без всякой пощады. Молодой человек разгорячился, стал вести себя вызывающе. Затем, после короткой, но бурной ссоры, и несмотря на все усилия бабушки успокоить сына и показать, что Роланд не совершил ничего плохого, просто в нем играет молодая кровь, Генри выгнал племянника из дома — навсегда.
С того дня Роланд ни разу не видел дядю Генри и не поддерживал связи с семьей.
Он уехал в Южную Африку и в течение девяти долгих лет изгнания стремился заработать деньги. Он сталкивался с горечью поражения, голодом, неприятностями, которые преследовали «паршивую овцу», вынужденную искать забвения и удачи в колониях. И все это время лелеял ненависть и желание отомстить человеку, который причинил ему такую боль. Роланд чувствовал именно ужасную боль. Он вырос с мыслью, что унаследует деньги и поместье. А вместо этого оказался выброшенным в мир без гроша в кармане, без всяких надежд, без профессии.
Он попытался заняться фермерским хозяйством в Родезии, но потерпел неудачу — скорей из невезения, чем по своей вине... Далее — внезапное банкротство компании, в которой он служил... В Англию он вернулся с пятьюстами фунтами капитала в кармане, намереваясь начать новую жизнь.
Эти девять лет наложили на Роланда Чартера свой отпечаток. Он стал жестким, циничным, безрассудным. Он уже не был тем мальчиком, в котором бабушка души не чаяла, тем жизнерадостным добрым мальчиком, чей дух Генри Риверс всеми силами пытался сломить. И если он стал несколько безнравственным, это была вина человека, который обошелся с ним так сурово. В глубине души Роланд до сих пор был честен и чист. Попади он в соответствующее окружение, он бы полностью выпрямился.
Роланд так и не простил дяде Генри его нетерпимости. Тяжелые испытания и неудачи на чужбине не давали заглохнуть старой обиде и желанию нанести ответный удар.
У него никогда не было намерения вернуться в Риверс Корт или обратиться к дяде Генри за помощью, но когда вернулся в Англию, он навел справки о мистере Риверсе и услышал о девочке, Жонкиль, которую его дядя удочерил и которая теперь была наследницей Риверс Корта.
«Невероятно повезло, — думал он, — что я сегодня встретился с Жонкиль Риверс». Ему не терпелось познакомиться с ней. И вот она сама попалась в его сети; доверчивая и невинная девочка, которая сильно облегчит его задачу.
Он хмуро посмотрел на нее... эта девочка, которая заняла его место, когда-нибудь наследует громадные деньги и станет хозяйкой Риверс Корта...
На какое-то мгновение детское прелестное лицо Жонкиль в обрамлении темных волос как бы растворилось в тумане. Он вновь почувствовал жгучую тоску по дому и горе, которое охватило его, когда он был изгнан оттуда. Горе перешло в холодное бешенство. Как он мечтал найти способ заставить дядю заплатить за все!
Генри Риверс наверняка боготворит эту девчушку, которую считает своей дочерью. Вероятно, возлагает большие надежды на ее будущее, лелеет мечты о ее замужестве. Может быть, в глубине души он даже надеется, что она получит титул. Он воспитывал ее так строго — сурово — держал ее в невинности, если не в невежестве. Несомненно, боялся, что она может наделать глупостей, дать волю неустойчивости, свойственной ее полу, и разочарует его так же, как и «мальчик» Роланд, разочаровал его.
Губы Чартера изогнулись в улыбке. Можно ли придумать лучшую месть, чем расстроить надежды, которые дядя лелеет в отношении Жонкиль? Это заставит его страдать... глубоко страдать.
«Жонкиль не знает, кто я, — размышлял Роланд мрачно. — Она слышала о распутном племяннике, но не знает его имени. Она простодушный ребенок, и с ней будет легко справиться. Я мог бы заставить ее влюбиться в себя... уговорить ее выйти замуж за меня, тайно... а затем сообщить моему дорогому дядюшке... потом...»