Оказавшись в будуаре Микки, очаровательной артистической комнате, полной красивых вещей и заполненной фотографиями ее личных друзей, Жонкиль подошла к окну и стала смотреть на улицу. Она хотела увидеть Роланда, когда он будет уходить, убедиться собственными глазами, что его нет больше в доме, и тогда уж сесть и успокоиться. Она гадала, что он скажет Микки, что скажет она ему. Но как это ни странно, невзирая на очень короткое знакомство, Жонкиль была совершенно уверена, что Микки не выдаст ее. Микки была порядочным человеком. Она вела праздный образ жизни, она флиртовала, пила неимоверное количество коктейлей, курила слишком много сигарет, танцевала до поздней ночи, короче говоря — прожигала жизнь. Она обычно была по уши в долгах и гораздо чаще видела своих друзей, чем мужа и детей. В общем, она была довольно типичным продуктом легкомысленного и развращенного века. Но она всегда вела честную игру, была самым верным, самым лояльным другом на свете; фактически она была слишком добродушной и мягкосердечной, чем часто злоупотребляла всякая светская шваль, которая толпилась в ее доме. Такова была Микки Поллингтон; Микки, какой знал ее Роланд Чартер, Микки, какой ее предстояло узнать Жонкиль.
Внизу в библиотеке Микки и Роланд приветствовали друг друга. Это была не очень взволнованная встреча, но вполне в свойственной им манере.
— Ну, Микки, как поживаете?
— Привет, Роланд. Выпьете что-нибудь?
— Нет, спасибо.
— О, не мелите чепухи! — сказала Микки. — Вы должны выпить коктейль. Как раз время ленча.
— Нет, благодарю, — повторил Роланд. — Только сигарету, а лучше папиросу, если у вас есть.
— Прошу, мой дорогой. Вот коробка, — сказала Микки, балансируя на подлокотнике кресла и серьезно глядя на него — слишком серьезно для Микки.
Он закурил.
Ее поразила произошедшая с ним перемена. Это был не тот Роланд, которого она знала. Он был бледен, подавлен, измучен. Складки появились вокруг его красивого циничного рта, сеть морщин прорезалась вокруг голубых глаз. Он был красив, как всегда, но так осунулся, что ее сердце заныло. Какое бы зло он ни совершил, он страдал из-за этого, поняла она сразу же.
— Извините, что я пришел не вовремя, — сказал он, выпуская облако дыма в воздух. Он не садился, а оставался стоять у камина, поставив одну ногу на медную опалубку, и смотрел на Микки со слегка извиняющейся улыбкой.
— Вы прекрасно выглядите, — добавил он. — Отправляетесь куда-нибудь на завтрак?
— Да, к Беркли со старым генералом Франклином. Боюсь, не смогу предложить вам перекусить, Роланд.
— Я уже ел, — сказал он отрывисто. — Я заглянул сейчас потому, что надеялся застать вас дома. Микки, вы моя приятельница. Вы были очень милы со мной на пароходе, и благодаря вам я неплохо провел время в Лондоне. Я очень признателен. Но я был ужасной дрянью и злоупотребил вашей добротой.
Ее глаза сузились.
— Каким образом, Роланд?
— Я поступил, как хам и скотина с девушкой, с которой познакомился в вашем доме перед Рождеством.
Микки медленно кивнула, улыбка скользнула по ее накрашенным губам. Бедняга Роланд. Она уже знала все это. Но она, конечно, ничего ему не скажет. Она обещала этой малютке наверху, что не выдаст ее.
— Это то, что вы пришли сказать мне? — спросила она.
— Да. Я просто обязан это сделать. Я не буду пытаться оправдывать себя, потому что знаю, что был полным мерзавцем.
— Вы можете отбросить весь этот вздор с упреками в свой адрес, когда говорите со мной, мой дорогой, — сказала она. — Вы мне очень симпатичны. Вы вообще заставляете женщин грудами падать к вашим ногам. У вас масса достоинств, но в то же время вы можете быть эгоистичным и злым, как дьявол.
Он покраснел.
— Вы совершенно правы, Микки. Я не удивлен, что вы так думаете, но я не понимаю, почему я вам «симпатичен», как вы сказали.
— Я готова многое для вас сделать, — сказала она. — Но не могу видеть, когда вы ведете себя, как дурак. Вы были дураком, это очевидно!
— Совершенно верно, — сказал он с неприятным смехом. — У вас есть время выслушать меня?
Она посмотрела на часы.
— В моем распоряжении пятнадцать минут. В машине я за пять минут доберусь отсюда до Беркли, поэтому я могу уделить вам десять минут. Приступайте, дружище.
Роланд отвел глаза от нее и какое-то время молча курил и смотрел в огонь. Потом он бросил окурок в камин и поведал Микки всю историю. Она точь в точь совпадала с тем, что Микки слышала несколько минут тому назад из уст Жонкиль. Он ни в малейшей степени не приукрасил, не обелил свои поступки. И когда он сказал ей, что любит Жонкиль и сердцем, и душой, она поверила ему.
— Мне ужасно жаль, Роланд, — сказала она. — Вы все жутко испортили.
— Конечно, я не имел права жениться на ней таким образом, — сказал он. — Но сейчас я бы отдал жизнь, чтобы только вернуть ее. Бедная маленькая Жонкиль! Она верила мне и любила меня. Это ужасно, что я отнял у нее любовь. Микки, ради Бога, скажите мне, что делать, чтобы вернуть ее?
— Мой дорогой, в данный момент вы ничего не сможете сделать, — сказала Микки. — Пусть время залечит раны Жонкиль. Больше никто и ничто не сможет этого сделать.
— Может быть, и время не поможет. Может быть, она никогда не простит меня, — сказал Роланд.
Микки посмотрела на него; по ее лицу прошла тень, оно стало печальным. Это был совсем другой Роланд. Любовь изменила его, сделала его серьезным, робким, несчастным. Когда-то он смеялся над чувствами и презирал любовные переживания. Бедный Роланд!
— Что вы собираетесь делать? — спросила она наконец.
— Работать, — сказал он. — У меня уже есть работа.
— Где?
— В автомобильной компании «Спидо» комиссионером. Буду продавать машины. Я вчера встречался с управляющим. Во время войны он был в моем батальоне. Очень славный малый и горит желанием помочь мне. У меня будет небольшая зарплата и комиссионные. «Спидо», конечно, паршивая машина, и скорость низкая, но ее можно продать кое-где. Она дешевая.
— О, Роланд, какая ужасная работа для человека вашего положения, вашего ума!
— Вполне подходящая. Я не так уж умен. Вы этого еще не поняли? Я больше ни на что не способен. Я неудачник во всех смыслах, — проговорил он. Глаза его были полны горечи. — Я не хочу работать в Англии, я бы лучше уехал за границу. Но даже когда я был в Южной Африке, я был ленив и потерпел неудачу. Может быть, я преуспею как продавец машин?
— Роланд, не принижайте себя так, — сказала она резко. — Я не могу этого выносить. Вы заслуживаете гораздо, гораздо большего.
— Ну какое это имеет значение, если я буду зарабатывать себе на жизнь? — сказал он. — У меня нет определенной профессии. Я могу продавать машины так же, как собирать апельсины, или делать какую-нибудь другую работу, за которую я брался. Мое желание остаться в Лондоне сейчас диктуется тем, что здесь Жонкиль, и я хочу найти ее, охранять ее, если я смогу. И когда я буду абсолютно уверен, что все это безнадежно и что она никогда не простит меня, я уеду, найду какую-нибудь работу в Южной Африке и умру. Я просто не выдержу этой влажной жары.
Микки поджала губы. Она вскочила на ноги, подошла к нему, положила руку на его плечо и посмотрела ясным прямым взором.
— Роланд, — сказала она. — Когда вы так говорите, вы приводите меня в бешенство. Но у меня нет времени оставаться здесь больше и спорить. Генерал будет злиться, если я опоздаю. Мне нужно идти. Постарайтесь вести себя как мужчина. В конце концов победа будет за вами. Я верю в вас.
Он схватил ее руку и сжал ее. Его глаза смягчились, когда он смотрел на ее прелестное напудренное лицо, наполовину спрятанное в большом рысьем воротнике.