Сначала Сталкер решил, будто выпивка предназначается для какого-нибудь очередного Федорчука, но, увидев, как Витька ставит бесценный груз рядом с присланным Сан Санычем шампанским, он понял — Гриша, демонстрируя широту души, собрался отметить студийный «юбилей» по полной программе.
Тем временем за сталкеровской спиной возник Федя и оторопело уставился на коробки мутноватым взглядом.
— Это что? — спросил он, икнув.
— Бухло, — ответил Сталкер. — Буржуйское.
Из подсобки показался Дядя Вася, волоча толстый кабель. Бросил его рядом со спиртным и проворчал себе под нос что-то про хреновину, которая шестнадцати ампер — и тех не держит. Гриша и Юрка вошли почти одновременно. Юрка — с надкушенным хот-догом, а Гриша — ещё с двумя коробками.
— Отрадно видеть сотрудников в сборе, — прокомментировал он. — Это называется, халявным пойлом запахло. Чтобы к пяти часам на студии вместо обычного бардака царила праздничная обстановка!
— Володька, через час я тебе её привезу, — сказал Федя и двинулся к выходу. Вскоре на лестнице раздался грохот, сопровождаемый возгласом «Блядь!..» — как нетрудно догадаться, Федя споткнулся.
«Всё — столбу конец!» — подумал Сталкер.
4
Через час Федя не объявился. Как, впрочем, и через два, и через три часа. Когда дело близилось к пяти, и в студии стало многолюдно и шумно, Сталкер понял, что его опасения насчёт Феди были не напрасны. «Ну, и холера с ним!» — подумал он. — «Тоже мне, великий режиссёр, Феллини недоделанный!». И принялся методично напиваться.
Тем временем подъехал Сан Саныч, поднял бокал за процветание студии, пожелал, как обычно, творческих успехов и укатил. Прибыли какие-то Гришины приятели из породы легализованных жуликов — опиджаченные и пригалстученные, видом своим стремящиеся сообщить всем окружающим, что уж у них-то, по любому, всё схвачено и, вообще, всё «о’кэй». Вскоре у кого-то из них заверещал «сотовый», и они, один за другим, слиняли. Зато откуда-то взялись несколько девиц в юбочках чуть длиннее трусиков — эти оставались, что называется, до конца сеанса.
После отбытия Сан Саныча и «пиджаков» торжество всё уверенней принимало черты традиционной российской пьянки. Обороты, указанные на этикетках бутылок, плавно перекочёвывали в головы присутствующих, производя в этих головах всё больший и больший шум. Гриша, колыхаясь с бокалом во главе стола, произносил очередную речь, которую уже никто не слушал, Дядя Вася совал Светке под нос кусок кабеля, втолковывая ей про шестнадцать ампер и какое-то там сечение. Из всех сечений Светка слышала только про кесарево, но, тем не менее, старательно хлопала ресницами, делая вид, будто что-то понимает. Мишка слонялся с бутылкой пива, пребывая в тоске и пессимизме по причине отсутствия на вечеринке симпатичных мальчиков. Сталкер же, твёрдо уверенный, что жизнь коротка, и нужно успеть поиметь в ней как можно больше, взгромоздил себе на колени одну из девиц и, травя анекдот про поручика Ржевского, полез рукой к ней под лифчик. Девица, похоже, не имела ничего против, но тут к Сталкеру подобрался Юрка и забубнил в ухо:
— Володя, я просто поражаюсь твоему кобелизму! Я после этих проклятых съёмок прихожу домой, ложусь с Любкой и — представляешь? — при одной мысли о сексе с души воротит!
Сталкер в сердцах прямым текстом послал его в зад. Глубоко возмущённый столь полным отсутствием сопереживания ближнему, Юрка затолкал в рот целую пиццу и долго, обиженно жевал. Володе даже стало его жаль — как мог нормальный, в общем-то, и не столь уж тупой и бездарный мужик превратиться в постоянно жующего и заплывающего жиром никчемного нытика. Тоска, звериная, глухая тоска накатила на Сталкера…
…На лестнице загрохотало.
— Витька, разберись! — икнув, скомандовал Гриша. Но пока Витька мучительно и пьяно ощупывал себя в поисках кобуры, что весьма напоминало эротический аутомассаж онаниста, необходимость в разбирательствах отпала, ибо с лестницы почти скатился «недоделанный Феллини».
Сталкер выглянул из-за бюста своей одноразовой «дамы сердца», успевшей чувствительно отдавить ему кое-что ниже пояса, и узрел, что вслед за «Феллини» скатывается некое существо женского пола в белобрысово-джинсовых тонах. Более детальному рассмотрению мешало как не слишком хорошее зрение, так и количество «принятого на грудь».