Наконец, чертыхаясь и проклиная друг друга, мёртвого Витьку, Нику и всех, кого только удалось вспомнить, они дотащили тело до того места, откуда запах разложения, по мнению Сталкера, не мог достигнуть студии.
— Ну что, пошли? Володька, у тебя с ногой что — совсем плохо? Так обопрись на меня, слышишь, ты, сукин сын!
Когда они выбрались из катакомб, полуодетая Ника домывала павильон. К этому времени всё уже выглядело вполне невинно и буднично — генеральная уборка, и ничего больше.
— Где нож? — спохватился Сталкер.
— Выкинула, — сказала она.
— Врёшь! Отдай его мне. Слушай, я всё понимаю, и Федя — тоже. Витька сам виноват, козёл безрогий. Но нож ты должна мне отдать — я всё улажу.
— За тем кирпичом, который торчит из стены. Я туда его спрятала.
— Ворона! Самый тупой мент догадался бы! Федя, у нас ведь остался спирт?
— Я не буду, — отказалась Ника.
— Надо, девочка, надо. Я тебе разбавлю.
Вскоре она уже спала на сталкеровском матрасе.
— Ну ладно, Володька, — сказал Федя. — Я двинул, а то что-то за «тачку» боязно. «Легенду» мы утрясли, девка отрубилась. Кстати, где пистолет?
— В реке, — соврал Сталкер.
— Ну, и о’кэй. Федорчук выкрутится. Только, Володька, случайно ли это всё?
— Пофиг. Мы делаем фильм.
— Да, конечно. Когда студент позвонит, возобновляем съёмки. Ну, всё — утром буду. Запри за мной дверь.
Лишь сейчас Сталкер почувствовал, что устал, как собака, и пьян до изумления. А ещё он понял, что никакая сила не заставит его пойти спать в павильон. Потому он и рухнул рядом со спящей Никой, чуть не завопив от боли, пронзившей колено. Но, едва боль утихла, Сталкер ощутил, что не в силах бороться с желанием. Это не была похоть в чистом виде — скорее, потребность совершить что-то наподобие ритуала. Соучастие в убийстве, точнее, в двух убийствах, следовало скрепить соитием.
«Если она меня убьёт, то, значит, так мне и надо», — подумал Сталкер, стаскивая с Ники рубашку.
7
Студент позвонил на следующий же день, проявив похвальную оперативность. Как выяснилось, предыдущую халтуру он просто «задвинул» — то ли польстившись на обещанную Федей высокую оплату, то ли желая прославиться в качестве порнозвезды. Впрочем, его побудительные мотивы никого не интересовали. Имени его тоже никто не запомнил — Студент, и ладно. Если бы у кого-нибудь нашлось время и желание заняться анализом студийного «коллективного бессознательного», то этот кто-нибудь сразу бы уловил создавшуюся тенденцию, при которой имена перестали иметь значение.
И карусель завертелась. «Жопу» снимали в лихорадочном темпе, сутками не выходя из студии — словно все участники процесса инстинктивно пытались успеть сделать как можно больше, пока их не шарахнуло следующей смертью. Всеобщий взрыв работоспособности распространился даже на «Солдатскую любовь», которую тяп-ляп, на скорую руку, но, всё-таки, досняли, притом, в уникально короткие сроки. Вместо Мишки снимался всё тот же Студент. Светку за пять минут до начала съёмок привозил на «Волге» некий парнишка, на котором клеймо «телохранитель» просто некуда было ставить. Он же и забирал её после работы. В любое другое время загадочные подробности Светкиной личной жизни стали бы предметом широчайшего обсуждения, но сейчас подробности, как и имена, перестали существовать.
Гриша воспрял духом и совершил немыслимое — увеличил бюджет «Жопы», сэкономив на «Солдатской любви». Юрка круглосуточно торчал на студии, пожирая глазами Нику, что было заметно всем, кроме неё. Юрка тщательно пытался скрыть своё влечение, делая вид, будто активно участвует в установке света и декораций, но и свет, и декорации, как и всю прочую реальность, затмили для него Никины ляжки.
Вообще, всё шло чересчур хорошо. А когда всё идет очень хорошо, это значит, что рано или поздно станет очень плохо. «Очень плохо» началось в тот день, когда Гриша заявил, что, пускай хоть трава не расти, но сегодня будет выходной. Ника и Студент валились с ног от усталости, у Дяди Васи от переутомления случился лёгкий сердечный приступ, а Федя и Сталкер напоминали двух персонажей из «Ночи живых мертвецов». Но если Федю в кои-то веки посетил инстинкт самосохранения, и он решил поехать в общагу — отоспаться, то Сталкер оказался не в силах бороться с припадком трудоголизма. Ему приспичило переделать кое-какие диалоги, и он, вместо того, чтобы последовать Фединому примеру и где-нибудь упасть, воссел за «Едрень».
И в тот момент, когда Сталкер самозабвенно грохотал машинкой, а Ника спала, свернувшись клубком на матрасе, — в этот момент пришёл Юрка. Его изрядно пошатывало, на побагровевшем лбу вздулись вены. В руке Юрка держал здоровенный газовый ключ, и разило от него, как от самогонного аппарата. Ботинки и брюки были уляпаны грязью.