Гриша залился смехом.
— Вот уж не думал, что у сценаристов такое бедное воображение! Гораздо круче!
— Неужто дочка президента России?
— Да какая там дочка! Нет, Володька, ты лучше сядь. И покрепче держись за стул. На Светке он женится!
— На какой ещё Светке? — удивился Сталкер.
— На нашей Светке! На порнозвезде!
Сталкер оторопело уставился на Гришу. Он мог поверить во что угодно — в материализацию мысли, в одушевленность Подвала, в НЛО, в Апокалипсис и в лысого чёрта, но только не в это. В его представлении Сан Саныч и Светка не стыковались никоим боком — ну, в крайнем случае, тёмной ночкой и по великой пьянке, да и то — с известной долей литературного вымысла.
— Подожди, — сказал он. — Это как это — женится? Официально, что ли?
— Абсолютно официально! В ЗАГСе с кольцами и шариками на капоте. Причём, послезавтра.
— Гриша, сегодня не первое апреля. И, вообще, такой юмор не для моей ослабленной психики.
— Сан Саныч мне сам сказал. Между прочим, вся студия приглашена.
— Так вот кто Светку на «Волге» возил!
— Ясное дело — Сансанычев «телок». Ну, как тебе информация?
— Потрясающе. Всё равно, как если бы наш фильм купила бы «Коламбия Пикчерз». Или Госфильмофонд.
— Меня радует в сотрудниках наличие чувства юмора, — хмыкнул Гриша. — Да, и передай всей кодле, чтобы оделись поприличнее. Тебя это тоже касается. На вас с Федей как глянешь — гибриды хиппи с бомжами!
Сталкер посмотрел на свои застиранные джинсы и вспомнил, что его лучшее шмотьё в настоящий момент работает саваном.
— А я, как назло, сегодня костюм в химчистку отдал, — сочинил он. — У них там заказов — пропасть, к концу недели — и то не успеют.
— Возьми в костюмерной смокинг. И, кстати, ты, помнится, говорил, что раньше фотографом на свадьбах халтурил.
— Ну, было дело.
— Вот, заодно и поснимаешь. Аппарат-то ещё не пропил?
Старенький «Зенит» вместе со вспышкой и сменными объективами покоился на дне всё того же пыльного чемодана, будучи, пожалуй, единственной вещью в сталкеровском кочевом хозяйстве, абсолютно не подлежащей пропитию, поскольку, пережив со своим владельцем все возможные и невозможные коллизии бытия, стал для того не просто предметом, а неизменным спутником, даже, в какой-то степени, символом сталкеровского неприкаянного и безалаберного существования.
— Ладно, поснимаю. Но плёнка — с тебя, у меня с финансами — хило.
— Куплю я тебе плёнку, — ответил Гриша и, неожиданно наклонившись к Сталкеру, сальным ухмыляющимся шепотком спросил:
— У вас-то когда?
— Что — когда? — не понял Сталкер.
— Как — что? Бракосочетание, разумеется! Да брось ты из себя целку строить — ни в жизнь не поверю, что ты с ней ни разу не переспал!
У Сталкера отлегло от сердца. Гришин вопрос, произнесённый с загадочной ухмылкой и столь многозначительным тоном, заставил его вздрогнуть. Эх, Сталкер, нервы, нервы!
— Пошляк ты, Гриша, — пробурчал он. — Пошляком родился — пошляком и помрёшь!
— Пошляком я намерен долго и счастливо жить! — с гордостью заявил Гриша.
«Ну, живи», — разрешил про себя Сталкер.
9
В неприметной кафешке, затерявшейся в пыльных дворах меж двух оживлённых улиц, играл полупьяный ансамбль. «А белый лебедь на пруду-у!..» — завывал вокалист, темноволосый парнишка лет девятнадцати, пытаясь придать своему голосу прожжённую сиплость уголовного барда. Почему-то среди кабацких музыкантов бытует мнение, что все без исключения сороко-с-лишним-летние бракосочетающиеся бизнесмены и их невесты должны быть без ума от приблатнённой лирики. И от «Машины времени».
«Вот поблажит он ещё пару часов в такой атмосфере», — усмехнулся Сталкер, — «и имитировать сип уже не придётся». Действительно, воздух в кафе был тяжёлым, спёртым и даже, казалось, каким-то липким.
Сталкер вышел на улицу. Там, впрочем, было не свежее — душный выдался август в этом году. Смеркалось. На западе импрессионистскими мазками темнели тучи — наверное, к ночи надует дождь.
Он полез в карман за сигаретами, чувствуя себя круглым идиотом в этом дурацком смокинге и с фотоаппаратом на шее. Добраться до пачки мешал торчащий из кармана сетевой кабель от вспышки. Сталкер выругался, выволок спутанный кабель, нащупал сигареты. Слабым утешением служило лишь то, что Федя, в тёмном костюме и при галстуке, ощущает себя сейчас, наверное, не меньшим дураком. Тем более что «держать фасон» и «блюсти лицо студии» было не перед кем — никаких «крутых и навороченных новых русских» на сансанычевой свадьбе не оказалось. Кроме студийной братии, присутствовали только необъятная Светкина мамаша и Светкина же какая-то одноклассница в роли свидетельницы. Новоиспеченная тёща, вне себя от радости, что наконец-то спихнула замуж единственную дуру-дочь, изрядно «накушалась» и теперь пыталась заключить в свои могучие объятия каждого из находящихся в пределах досягаемости мужиков. Федя, разгадав плотоядные намерения сей матроны, незамедлительно спрятался в тень, Сталкеру удалось тактично вывернуться, не избежав, впрочем, пылесосоподобного поцелуя, а вот Дядя Вася, утративший в результате активного потребления коньяка маневренность, похоже, «попал».