Я вылетаю из сырой темноты на полном ходу, и Тиамат кричит мне из тени: «Как ты?», и я кричу ей в ответ: «Великолепно!», и она вскакивает с пулеметом в руках, и я кричу: «Боже, дай нам силы в ноги!». Медленно наполнявшаяся плотина ненависти прорвалась, ковровая бомбардировка злости, артобстрел ярости, атомный взрыв жажды крови. Мы – в эпицентре. Ночь длинных ножей началась.
Глава девятнадцатая.
Мы успеваем пробежать пару переулков, как замерший город оживает. Из каждой подворотни доносятся пулеметные очереди и гортанные крики, в разных частях столицы вспыхивают огни взрывов, изредка слышен рев реактивных минометов. Блажен, кто ожидает – и культисты Хаоса дождались своей ночи. Из-за темноты и быстрого бега мы не можем оценить весь масштаб происходящего, но, похоже, что штурм правительственных позиций начался в двадцати разных местах одновременно. Мы петляем из тени в тень, перепрыгивая через трупы с вспоротыми животами, оббегая безумных культистов, с ревом вырывающих сердца из еще дергающихся тел и убивая берсеркеров-одиночек, пытающихся броситься нам наперерез, размахивая кривыми ножами. Повсюду кровь, повсюду трупы, повсюду звезды Хаоса – их рисуют на стенах домов свежими внутренностями. В центре города идет серьезный бой, ухают гранатометы, захлебываются лаем пулеметы, с грохотом рушатся стены. На окраинах – бессмысленная и бесконтрольная резня, в которой убивают каждого, оказавшегося без священной звезды. Зверь Хаоса слишком долго томился взаперти и теперь, вырвавшись на свободу, убивает, убивает и убивает, без цели, без смысла, без пощады.
Мы вырываемся из обреченного города, превратившегося в ад на земле, и из последних сил бежим к космокатеру. Взобравшись на очередной бархан, я вижу вдалеке наш бесценный транспорт, билет с безумной планеты в нормальную жизнь. Странно, но вокруг космокатера темно и не видно никаких следов монтажных работ. Мы пробегаем еще несколько сот метров и понимаем, что никто никуда никакой двигатель не привозил и не пытался установить. Нас кинули, задаром сделав козлами отпущения. Я в изнеможении падаю на холодный песок и хриплю, пытаясь восстановить дыхание. Рядом ртом ловит воздух Тиамат. Продышавшись, я понимаю, что это все. Что мы никуда никогда не улетим. Что через пару часов уцелевшие солдаты Халифа узнают наши имена, а еще через пару часов – найдут и садистки казнят. И что даже если мы избежим смерти от рук уцелевших, то находиться рядом с городом, полным озверевших от крови хаоситов – не самое мудрое решение. И что добив правительственные силы, хаоситы, скорее всего, займутся своими запретными ритуалами, по сравнению с которыми пробуждение Спящего – детская мурзилка. Я не хочу даже думать, что будет с планетой через пару дней. Да-да-да, это все учинил я, это я не понял, что передо мной не жаждущие власти революционеры, а сумасшедшие маньяки, но поезд уже отправился со второго пути и все, что мне остается – это смотреть на проносящиеся мимо пейзажи разрушения, пытаясь закрыться от них крохотной занавесочкой незнания.
Тиамат поднимается и садится на песок. Вглядывается в огни оставленного нами города:
- Красиво. Все-таки обреченный город, умирающий под градом ударов кривых ножей – это красиво.
- Особенно если смотришь на него со стороны.
Тиамат жмет плечами, не отрываясь от созерцания вспышек далеких взрывов. Внезапно она вскакивает на ноги:
- Смотри! Смотри! Видел, где полыхнуло?
- Нет – я приподнимаюсь на локте – Что там?
- Помнишь, араб нам говорил про холм с коммуникационным центром? Только что там было два взрыва.
- Ты хочешь сказать, что…
- Что хаоситы штурмуют центр, расстреливая его охрану…
- …а у нас бронебойная винтовка, легкий пулемет и отчаяние в последней степени. Ты думаешь?
- А что нам еще остается? Прятаться в дюнах, ожидая смерти от обезвоживания?
Я вскакиваю на ноги и готовлю стимуляторную смесь, в разы превышая допустимые дозы. Когда предстоит путешествие на скотобойню, жадничать не стоит.
Закинувшись, мы бежим в направлении коммуникационного центра. Сейчас городу сильно хуже, чем час назад – почти все улицы залиты кровью, много домов с выбитыми дверьми, правительственных войск нигде не видно. Улицы снова пусты, но теперь это не пустота затишья перед бурей, это пустота кладбища. Мы добираемся до холма с центром, так и не встретив ни одного живого человека. Холм усыпан горами мертвых тел, как солдат Халифа, так и хаоситов. Зрелище отвратительное – местами дело доходило до рукопашной и боя на ножах, несколько раз я вижу трупы хаоситов, зубами вцепившихся в своих врагов. У входа в центр мы замечаем двух вооруженных культистов, увлеченно потрошащих трупы и тихо переговаривающихся между собой. Одним выстрелом я снимаю правого, Тиамат очередью из трех патронов косит левого. Осторожно входим внутрь и оказываемся в длинном коридоре, полным изрубленных тел. Наши ботинки скользят в крови, периодически под ногами что-то (я боюсь опускать глаза, чтобы посмотреть, что именно) хлюпает и чавкает, в целом картина напоминает поучительную иллюстрацию «Почему не надо помогать незнакомым дядям со странными шрамами на руках». Мы медленно движемся по коридору, аккуратно зачищая боковые комнаты – охраняющие их культисты слишком заняты расчлененкой, чтобы успеть среагировать на наше появление. Мы убиваем двадцать или тридцать хаоситов, прежде чем добираемся до главного пульта управления. Серые стальные стены, вымазанный красной кровью стальной пол, изрубленная аппаратура, звезда Хаоса на потолке и… наш старый знакомый араб, застывший в трансе перед монитором межпланетной связи. Из монитора на араба таращится аморфная фиолетовая пакость. Будь я в другом настроении, я бы, пожалуй, пакости испугался, но сейчас я был слишком рад встречи с моим дорогим пятисоттысячным другом. Хуяк! – я бью араба прикладом винтовки по затылку, выводя из транса: