- Глупые мудаки – шепчу я, сидя на холодном песке ночной пустыни перед безжизненным космокатером. Тайком от Тиамат я впрыскиваю антидот, приятная обволакивающая теплота наркотика тут же уходит, и прежние мысли накрывают меня. Я ложусь на песок, сворачиваюсь в позу эмбриона и тихо плачу всю ночь. Я плачу о потерянном смысле жизни, плачу о собственной ничтожности и никчемности, плачу о тотальной бессмысленности происходящего, плачу о сосущей пустоте в груди. Я плачу до тех пор, пока меня не окликает Тиамат: «До прибытия крейсера осталось полчаса». И я поднимаюсь с песка, и я ставлюсь стимуляторами, и Тиамат улыбается, и барханы золотистого песка заливает яркое солнце, и я тоже улыбаюсь. Через полчаса прибывает крейсер и я, переодетый в церемониальные одежды посла, вхожу в его гигантское нутро, замечая несколько сотен суровых мужчин в зеленых одеждах, обвешанных тяжелым вооружением. Мужчины торопливо выгружают из крейсера ящики с боеприпасами, несколько из них громко читают суры из Корана. Я благословляю их крестом, и люк крейсера закрывается перед лицом моим, и крейсер ревет, отрываясь от земли. Мы улетаем с Аль-Рашида, улетаем в Золотой Дворец Великого Халифа, и я безразлично смотрю на удаляющуюся планету, давя нотки сожаления новыми инъекциями наркотика.
Глава двадцать первая.
Большую часть путешествия до Золотого Города я провожу в выслушивании бесконечных извинений от Великого Визиря, Капитана Корабля и части корабельной команды. Они извиняются и извиняются, стучат лбами в пол и клянутся самыми страшными клятвами, что такого со мной больше не повторится. Она клянутся послать к Аль-Рашиду миллионы спутников связи, вывести к нему тысячи орбитальных баз, направить сотни тяжелых крейсеров на патрулирование границы. Я выслушиваю их обещания молча, сидя на вышитой золотом подушке и задумчиво раскуривая кальян. Я знаю, что они забудут о них сразу же, как только передадут меня халифу и, по старой восточной традиции, после тысячи слов не будет ни одного дела. Я останавливаю их поклоны взмахом руки: