Мать сразу заметила по моему «выразительному» лицу, что со мной что-то не так.
— Что, опять дразнили? — Решила она и помахала половником, разбрызгивая по стенам жирные капли готовящегося обеда. — Я в полицию пойду, чтобы управу нашли на этих уродов.
— Мам, никто не дразнился, успокойся. Не надо ни на кого заявлять. Урод — это я, и я уже привык к этому.
— Сынок, да никакой ты не урод. Не красавец, но мужчине этого и не надо. Чуть красивее обезьяны и ладно. — Мать уперла руку с половником в бок и спросила заинтересованно. — А что тогда? Я же вижу, что ты не в себе.
— Мам, все нормально.
— А-а-а, я поняла. Тебя обидели девчонки. Сучки такие.
Тут у нее что-то зашипело на кухне и маман с криками удалилась. Я с облегчением ушел в свою спальню и рухнул на кровать. Зажмурился и сразу же увидел глаза Эрлы. Я не выгонял их застывший образ из головы, стараясь скорее забыть, напротив, любовался и старался вспомнить в мельчайших деталях. Фантастические, магические, неземные, ледяные, сочувствующие, насмешливые, умные, хитрые, грустные. Они умели выражать все чувства одновременно. Эрла была женщиной в квадрате или в кубе, квинтэссенцией энергии Инь. Она легко могла бы управлять мной, если бы начала издалека и медленно подготовила к нужному ей действию.
Если бы она сказала, что является девушкой со странным комплексом, из-за которого ее тянет к мужчинам с неординарной внешностью, я бы охотно этому поверил. Я даже надеялся встретить такую девушку. Но, то ли таких было мало, то ли нас «красавцев» было слишком много. Очень странно, что она не подошла к вопросу моей вербовки хитрее. Была уверена, что клюну? Или же она на самом деле совсем не хитрая, и действительно желает помочь?
Страшно. Что такое эти семь кругов ада? Какие они? Котлы, черти, крики грешников, или что еще похуже. Надо выдержать пытки? Настолько ли я урод, чтобы переносить очищающие страдания за какие-то прошлые грехи, о которых я не помню, и не факт, что они у меня вообще были. Может, это действительно гены, а прекрасная незнакомка маньячит по мирам, удовлетворяя свою болезненную зависимость от чужих страданий. Эрла — гастролерша. Честно говоря, на нее не похоже. Было в ее предложении искреннее желание помочь. Только ее ответ о том, что можно и не пережить эти семь дней здорово отпугивал.
Я так и лежал лицом в низ, боясь потерять перламутровые глаза из памяти, пока мать не позвала обедать.
— Иду. — Я поднялся и пошел на кухню.
— На тебе лица нет, Витюша. — Маман заботливо и жалеючи посмотрела на меня.
— Я знаю. И аппетита нет.
— Поешь, аппетит приходит во время еды. С чесночком, как ты любишь. — Мама придвинула мне тарелку с остро пахнущим харчо.
— Ладно, поем. Пахнет вкусно. — Я начал механически хлебать. — Мам, я в тренажерке с людьми познакомился, работу предложили на неделю вахтой. Говорят, хорошо платят.
— Вахтой? А чего делать-то? — Удивилась она.
— Помощником бурильщика. — Соврал я.
— А ты умеешь-то хоть что-нибудь?
— Сказали, научат, а потом еще и поспособствуют, если покажу себя, поступлению в профильный вуз.
— Да. — Мать присела рядом. — А что, мне нравится. У них вон, у всех зарплаты нормальные, все на иномарках и при квартирах. Я была бы рада, если бы у тебя получилось. А мне что, надо тебе вещей приготовить на неделю?
— Ничего не надо, сказали, спецодежду дадут. — Меня несло.
Я так не врал матери никогда, и мне было стыдно.
— И что, Витюш, тебя это выбило из колеи? Почему сразу не сказал?
— Не знаю. Привык я с тобой жить. Менять уже ничего не хочется.
— Дурачок. — Мать потрепала меня за волосы. — Всю жизнь за мамкой не проживешь. Я рада.
— Правда? — Я посмотрел на нее, как в последний раз, на всякий случай.
Кажется, мои «смородинки» выразили всю полноту чувств. Мать сорвалась с места и прижала меня к себе.
— Какой ты… взрослый. — Всхлипнула она. — Я тобой так горжусь.
У меня тоже выступили слезы. Я представил, как мать останется одна по моей глупой прихоти и стало ее так жалко, что впору обещать не ехать ни на какую вахту.
— Разбогатеешь, глядишь, какая и посмотрит на тебя. — Сквозь слезы произнесла маман.
Эта реплика снова вернула мне хладнокровие и чистоту сознания, убедив в том, что перемены нужны. Когда я снова посмотрел на мать, мои глаза были сухими и полными решимости.