Кажется, она прочла в моем взгляде проявившееся безразличие и это ее разозлило. Она небрежно толкнула мне пирожные и назвала сумму. Вот так, тобой интересуются, пока ты вызываешь жалость, как только ты показываешь, что не нуждаешься в ней, сразу начинаешь бесить. Я рассчитался и забрал пирожные.
— Так-то не Ален Делон, а растолстеет, так и вообще страшилой станет. — Услышал я в спину нарочито громкий комментарий.
Поверьте, но впервые я рассмеялся без всякой тени скорби, будто страшный «я» был уже в прошлом.
По дороге до меня хотели докопаться два местных алкоголика, которым я как-то пару раз давал денег. Уверенные, в том, что они держат меня в страхе, с ходу попытались наехать при помощи угроз. Не останавливаясь, я нахамил им и пообещал отмутызгать каждого, но завтра, а пока мне было некогда. Алкаши замерли в растерянности, думая о том, куда катится этот мир.
Мать уже согрела чайник. Мы с ней дружно посидели, вспоминая прошлое. Временами она смотрела на меня, как будто видела впервые, но ничего не спрашивала, хотя я видел, что ей хочется. Разошлись по спальням далеко за полночь. Я уснул не сразу. Предчувствие перемен будоражило, но и сомнениям было место, и жалости к себе и родительнице.
Будильник прозвенел для меня, как выстрел. Я вскочил. Сердце непривычно громко стучало в висках. Тяжко чувствовать, что момент, до которого еще вчера была целая ночь, наступил. В открытое окно доносились привычные звуки города. На кровати лежал теплый прямоугольник солнечного света. Родная обстановка комнаты, создаваемая мной из года в год по мере взросления, вкупе со всем остальным, умоляла меня остаться.
Нет! Слабостям больше нет места в моей жизни. Уютно быть тем, кем привык, но это путь по наклонной вниз. Пора подойти к зеркалу и честно признаться себе, что такой ты себе не нравишься. Жить в норе из своих ограничений, не видя белый свет, воспринимать только часть его, ту, которая не задевает больное самолюбие. Так больше нельзя. Хватит быть игрушкой в руках судьбы, пора взять на себя ответственность за обстоятельства и не взирая ни на что, парить белым облаком по жизни в свое удовольствие.
Мать зашумела на кухне кофеваркой. Она никогда так рано не вставала. Почувствовала важность момента. Я постарался казаться ей обычным, чтобы не вызвать ненужного беспокойства, но разве скроешь от нее. Она знала меня, как облупленного.
— Волнуешься?
— Вроде, нет.
— Я вижу, что волнуешься. Все будет хорошо, Витюш. Не так просто все поменять в своей жизни, но чтобы результат был, менять все равно надо. Ты же умненький, ты достоин лучшей жизни, чем я могу тебе дать.
Мать говорила все в точку, хотя понятия не имела, как ее напутствие подходит под мою ситуацию. Оно окончательно развеяло мои сомнения и даже подняло настроение. Нервный тремор в конечностях успокоился, и я с повеселевшим видом уселся завтракать. Мы поговорили с матерью о разном. Она подкладывала мне гренки, обжаренные с яйцом, а я ел их, как в первый раз, смакуя привычный вкус.
— За тобой заедут? — Спросила она, когда я тяжело выдохнув, откинулся на спинку стула.
— Сам. — Ответил я на коротком выдохе.
Переел напоследок. Перед тем, как выйти из дома я проверил электронную почту. Как обычно, одни рассылки. Бесцельно пошарил по сайтам. Хотелось еще немного задержаться в привычных вещах. Думаю, вы бы на моем месте поступили бы так же. И вдруг, как молния, меня пронзило предположение, что пока я тяну время, Эрла устанет ждать и наберет других несчастных, которые примут ее предложение.
Я быстро оделся, взял телефон, деньги, сумку с документами, чтобы успокоить бдительность матери. Она стояла рядом и с набирающимися в глаза слезами, следила за мной. Я обулся и поднялся, чтобы поцеловать ее.
— Давай, мам, пока. Через неделю увидимся. — Я чмокнул ее в щеку.
— Ты, Витька, прямо на глазах меняешься. Мужчиной становишься.
— Ну, мужчиной, так мужчиной.
Я открыл дверь. Из подъезда потянуло сквозняком. В комнатах громко хлопнули створки закрывшихся окон.
— Ветер перемен. — Прокомментировал я этот момент. — Я пошел.
— С богом, Витюш. Звони.
— А, да мам, меня предупредили, что вышки в поле, там связи нет.