Среди всеобщего ликования ничто и никто так не привлекало внимания, как английское знамя, и тот, кто его захватил; вокруг Пьера Мюнье и его трофея не смолкали удивленные возгласы, на которые негры отвечали бахвальством, в то время как их командир, вновь ставший смиренным мулатом, на все вопросы отвечал робкой учтивостью.
Возле победителя, опираясь на двуствольное ружье, которое не бездействовало в сражении и штык которого был покрыт кровью, стоял Жак с гордо поднятой головой, а Жорж, убежавший от Телемаха к отцу, судорожно сжимал его могучую руку, безуспешно стараясь сдержать слезы радости.
В нескольких шагах от Пьера Мюнье стоял г-н де Мальме ди, уже не столь нарядный и подтянутый, каким он был во время выступления войск, а покрытый потом и пылью, с разорванным галстуком, с превратившимся в лохмотья жабо; его тоже окружала и поздравляла семья, но поздравляла не как победителя, а как человека, только что избежавшего опасности. Вот почему, стоя в центре группы, он казался смущенным и, чтобы придать себе достоинство, спросил, где его сын Анри и слуга Вижу. Но они уже приближались, расталкивая толпу: Анри, чтобы броситься в объятия отца, а Бижу, чтобы поздравить своего господина.
В это время Пьеру Мюнье сообщили, что один из негров, сражавшихся под его командованием, смертельно ранен и находится в одном из домов вблизи порта. Чувствуя близость конца, умирающий хочет попрощаться с ним. Мюнье огляделся, чтобы позвать Жака и вручить ему знамя, но тот нашел в это время своего друга, мальгашскую собаку, прибежавшую тоже поздравить победителей, и резвился с нею неподалеку, положив ружье на землю, — ребенок взял в нем верх над молодым человеком. Жорж видел замешательство отца и, протянув руку, сказал:
— Отец! Дайте знамя мне. Я сохраню его для вас!
Пьер Мюнье улыбнулся: ему и в голову не могло прийти, что кто-нибудь покусится на славный трофей, по праву принадлежавший только ему; он поцеловал Жоржа и отдал ему знамя, которое мальчик едва мог удерживать обеими руками, прижимая к груди. Сам же Мюнье поспешил в дом, где умирал его храбрый доброволец, настойчиво призывавший его к себе.
Жорж остался один, но, сам того не сознавая, он вовсе не чувствовал себя одиноким, ибо слава отца охраняла его, и сияющим гордостью взглядом смотрел на окружавшую его толпу; глаза его встретились со взглядом мальчика с расшитым воротником и вспыхнули презрением. А тот в свою очередь завистливо разглядывал Жоржа и, без сомнения, задавался вопросом, отчего это не его отец захватил знамя. В результате он пришел к мысли, что если у него нет своего знамени, то нужно присвоить себе чужое. Анри смело подошел к Жоржу, а тот, хотя и угадал его враждебные намерения, не сделал ни шагу назад.
— Дай мне это, — сказал Анри.
— Что «это»? — спросил Жорж.
— Знамя, — продолжал Анри.
— Знамя не твое. Оно принадлежит моему отцу.
— Какое мне дело, я хочу его взять, и все.
— Ты его не получишь.
Мальчик с вышитым воротником протянул руку, чтобы схватить древко знамени, Жорж, закусив губу, побледнев сильнее обычного, немного отступил. Это лишь подбодрило Анри: как все избалованные дети, он думал, что достаточно ему пожелать чего-либо, чтобы желание тотчас исполнилось; он сделал два шага вперед, теперь верно рассчитав расстояние. Ему удалось схватить древко, и он грубо крикнул Жоржу:
— Говорю тебе, я хочу это знамя!
— А я тебе говорю, что ты его не получишь! — повторил Жорж, отталкивая Анри одной рукой, а другой прижимая завоеванное знамя к груди.
— А, несчастный мулат, ты посмел тронуть меня! — вскричал Анри. — Ну хорошо! Сейчас увидишь!
И, вытащив свою маленькую саблю из ножен, прежде чем Жорж успел подготовиться к защите, он изо всех сил ударил его по голове. Кровь брызнула из раны и потекла по лицу мальчика.
— Подлец! — хладнокровно произнес Жорж.
Разъяренный этим оскорблением, Анри хотел повторить удар, но Жак, одним прыжком очутившийся возле брата, так сильно ударил обидчика кулаком по лицу, что тот отлетел шагов на десять. Схватив саблю, которую Анри, падая, уронил, Жак разломал ее на три или четыре куска, плюнул на нее и бросил обломки владельцу.