Вновь раздались крики «ура» и «браво», хотя, надо признаться, эта речь была слишком простой и не вызвала того энтузиазма, которым сопровождалась речь Антонио. Он это заметил, и в нем укрепилась надежда на успех в будущем.
Антонио подал знак, что хочет говорить, и все замолчали.
— Верно, Лайза говорит правду; я слышал, что за Африкой, куда заходит солнце, есть большой остров, где все негры — короли. Но и на моем острове, и на острове Лайзы был один избранный всеми вождь, только один.
— Справедливо, — сказал Лайза. — Антонио прав, разделение власти расслабляет народ, я согласен с ним, должен быть один вождь.
— А кто будет вождем? — спросил Антонио.
— Пусть решают те, кто здесь собрался, — ответил Лайза.
— Человеком, достойным стать нашим вождем, — сказал Антонио, — будет тот, кто сможет на хитрость ответить хитростью, силе противопоставить силу, смелости — смелость.
— Согласен, — заметил Лайза.
— Нашим вождем, — продолжал Антонио, — достоин быть лишь тот человек, который жил среди белых и черных, кровно связан с теми и другими; который, будучи свободным, пожертвует свободой, человек, имеющий хижину и поле, и рискующий потерять их. Только такой может стать нашим вождем.
— Согласен, — молвил Лайза.
— Я знаю лишь одного, который нам подходит.
— И я знаю, — заявил Лайза.
— Ты предлагаешь себя? — спросил Антонио.
— Нет, — ответил Лайза.
— Ты согласен, что вождем должен быть я?
— Нет, и не ты.
— Кто же тогда, — закричал Антонио, — кто же, где он?
— Да, кто же он? Пусть появится, — закричали в один голос негры и индийцы.
Лайза три раза ударил в ладоши, послышался топот лошади, и при первых лучах рождающегося дня все увидели появившегося из леса всадника, который на скаку въехал в толпу людей и резко остановил коня.
Лайза торжественно протянул руку в сторону прибывшего всадника и, обратившись к толпе негров, сказал:
— Вот ваш вождь.
— Жорж Мюнье! — воскликнули все десять тысяч повстанцев.
— Жорж Мюнье, — провозгласил Лайза. — Вы требовали вождя, который смог бы противопоставить хитрость хитрости, силу силе, смелость смелости, вот он! Вы потребовали вождя, который ранее жил с белыми и черными, человека смешанной крови, готового пожертвовать свободой, — и он перед вами! Где вы найдете другого? Он единственный.
Антонио был потрясен; взоры всех присутствующих обратились к Жоржу, послышались громкие одобрительные возгласы.
Жорж знал людей, с которыми был кровно связан, он понимал, что ему надо было прежде всего произвести впечатление своим внешним видом, поэтому на нем был роскошный, вышитый золотом бурнус, под бурнусом надет был кафтан, полученный от Ибрагима-паши, на нем блестели кресты Почетного легиона и Карла III. Его конь Антрим, покрытый великолепной красной попоной, подрагивал под своим всадником.
— Но кто нам за него поручится? — воскликнул Антонио.
— Я, — сказал Лайза.
— Жил ли он среди нас, знает ли, чего мы хотим, знает ли наши нужды?
— Нет, он не жил среди нас, он рос среди белых, изучал их науки. Да, он хорошо знает наши нужды и наши желания, ведь у нас одно желание — свобода.
— Пусть тогда он начнет с того, что освободит триста своих рабов.
— Уже сделано, с сегодняшнего утра они свободны, — заявил Жорж.
— Да, да, это правда, мы свободны, Жорж освободил нас, — раздались громкие голоса в толпе.
— Но он дружит с белыми, — произнес Антонио.
— Я заявляю всем вам, — ответил Жорж, — что вчера я порвал с ними навсегда.
— Но он любит белую девушку, — возразил Антонио.
— И это еще одна победа для нас, цветных, — ведь белая девушка любит меня.
— Но если ее предложат Жоржу в жены, — воскликнул Антонио, — он нас продаст и помирится с белыми.
— Если мне предложат ее в жены, я отвергну это предложение: я желаю, чтобы она сама избрала меня в мужья, помощь белых мне не нужна.
Антонио хотел было еще что-то сказать, но в этот момент раздался возглас: "Да здравствует наш вождь Жорж!
Да здравствует наш вождь!", — и малаец умолк.
Жорж обратился к толпе:
— Друзья мои, наступает день и час, когда мы расстанемся. В четверг будет праздник, вы не работаете и сможете явиться сюда в восемь вечера, я буду здесь, возглавлю вашу колонну, и мы направимся в город.
— Да, да, согласны, — закричала в один голос толпа.
— Еще условимся: если среди нас окажется предатель, и если предательство будет доказано — каждый из нас может безотлагательно предать его смерти любым способом. Согласны так поступить с предателем? Я первый принимаю такое решение.
— Да, да, — в один голос воскликнула толпа, — если окажется предатель — смерть ему. Смерть предателю!
— Так, хорошо, а теперь скажите, сколько вас?
— Нас десять тысяч, — сказал Лайза.
— Триста моих единомышленников должны выдать каждому из вас по четыре пиастра, к четвергу вы все обязаны приобрести какое-нибудь оружие. До встречи в четверг.
Жорж попрощался и исчез так же быстро, как и появился.
Сразу же триста негров открыли мешки с золотом и начали раздавать обещанные деньги.
Этот царственный дар обошелся Жоржу Мюнье в двести тысяч франков. Но что значила эта сумма для богатого человека, который готов был пожертвовать всем состоянием во имя сокровенной мечты, которой издавна был увлечен. Наконец эта мечта должна осуществиться.
Перчатка брошена.
Глава XX. СВИДАНИЕ
Жорж возвратился домой гораздо более спокойным, чем можно было ожидать. Он был одним из тех людей, которых убивает бездеятельность и возвышает борьба. На случай непредвиденного нападения он приготовил оружие, чтобы, если потребуется, отступить в Большие леса, которые не раз обошел еще ребенком. Таинственность леса и необъятность моря с детства привили ему романтическую мечтательность.
И все же тем, на кого пала вся тяжесть непредвиденных событий, был его отец. В течение прошедших четырнадцати лет сокровенным желанием его было вновь увидеть своих детей; наконец желание его исполнилось. Он увидел их обоих, однако с тех пор жизнь его стала беспокойной; один из сыновей — капитан невольничьего судна, вынужден был беспрестанно бороться со стихией и с принятыми законами, другой — заговорщик — восстал против расовых предрассудков и сильных мира сего. Оба вступили в борьбу против самых могучих противников, оба подвергаются опасности, в то время как он, скованный привычкой к спокойному повиновению, вынужден молча наблюдать, как оба они приближаются к пропасти, будучи не в силах удержать их, и утешает себя лишь тем, что беспрестанно повторяет: «По крайней мере я убежден в одном — я умру вместе с ними».
В самое ближайшее время должна была решиться судьба Жоржа; через два дня произойдет событие, которое определит его место в истории: либо он станет вторым Туссен-Лувертюром , либо новым Петионом . В эти дни Жорж жалел только о том, что не может поговорить с Сарой, ведь было бы неосторожным пойти в город и искать там своего постоянного гонца Мико-Мико. Но вместе с тем Жорж был убежден, что девушка верит в него так же, как он верит в нее.
Оставив окно полуоткрытым, повесив пистолеты у изголовья и положив саблю под подушку, Жорж уснул богатырским сном. Пьер Мюнье, вооружив пять нефов, в которых он был уверен, и оставив их сторожить свой дом, сам стал на пост, охранявший дорогу в Моку. Так он оградил Жоржа от опасности быть захваченным врасплох.
Ночь прошла спокойно.
Нужно сказать, что среди заговорщиков существует закон: строго соблюдать тайну. Эти бедные люди еще не столь цивилизованны, чтобы считать, сколько можно заработать на измене. Следующая ночь прошла, как и предшествовавшая, и Жорж был убежден, что его не предали. Всего лишь несколько часов оставалось до начала осуществления его замысла.
К девяти часам утра явился Лайза, Жорж провел его в свою комнату. Ничего не изменилось в обусловленном плане восстания, преданность Жоржу, вызванная его великодушием, возрастала. В десять часов десять тысяч вооруженных повстанцев должны были собраться на берегах реки Латанье; заговорщики должны были приступить к действию.