Комната, куда вела внутренняя лестница, явно принадлежала мужчине. Коврики перед кроватью, креслами и диванами представляли собою великолепнейшие шкуры африканских и индийских зверей — львов, тигров и пантер со сверкающими глазами и угрожающе оскаленными пастями. Стены, обтянутые испанской кожей с богатым тиснением, были увешаны разнообразным оружием: от гуронского томагавка до малайского криса, от меча крестоносца до арабского ханджара, от аркебузы XVI века, инкрустированной слоновой костью, до ружья с золотой насечкой XVIII века. Напрасно было бы искать в этой комнате другой выход — быть может, он был, и даже не один, но никто никогда его не видел.
Слуга-немец, лет двадцати пяти — тридцати, который уже много дней слонялся один по огромному дому, запер ворота на засов, открыл дверцу кареты и, в то время как бесстрастный кучер начал распрягать лошадей, взял на руки спящую Лоренцу, донес ее до прихожей и там, положив на стол, покрытый красной скатертью, тихонько натянул ей на ноги длинное белое покрывало, в которое была завернута женщина. Затем он вышел во двор, зажег от фонаря кареты семисвечный канделябр и вернулся назад. Однако, хоть он отсутствовал и недолго, Лоренца тем временем исчезла: вслед за камердинером в прихожую вошел граф Феникс, в свою очередь взял Лоренцу на руки и через потайную дверь и лестницу внес ее в оружейную комнату, тщательно закрыв за собой двери.
Оказавшись там, он нажал носком ноги пружину, скрытую в углу камина с высоким колпаком. Тотчас же каминная доска, служившая также потайной дверью, бесшумно повернулась на петлях, и граф, войдя в нее, скрылся, после чего таким же манером — ногой — ее закрыл. По ту сторону камина находилась еще одна лестница. Поднявшись на пятнадцать выстланных плюшем ступенек, он переступил порог комнаты, обитой атласом с вытканными на нем цветами таких естественных оттенков и так искусно выделанными, что их можно было принять за живые.
Два больших шкафа с позолотой и инкрустированными медью дверцами, клавесин и туалет розового дерева, красивая, пестрая кровать и поставец с севрским фарфором составляли меблировку спальни; расставленные симметрично на площади в тридцать на тридцать футов стулья, кресла и диваны занимали остальные покои — туалетную комнату и будуар, примыкавшие к спальне.
Свет в спальню проникал через два окна, занавешенные плотными шторами, однако, поскольку на дворе стояла ночь, шторы в этот час были не нужны. В будуаре и туалетной комнате окна отсутствовали. Там днем и ночью горели лампы; они могли подниматься к потолку, и чьи-то невидимые руки, заправляя их ароматичным маслом, постоянно поддерживали огонь.
В спальне было тихо: ни шороха, ни вздоха; казалось, она удалена на сто лье от остального мира. Только повсюду сверкает золото, со стен улыбаются красивые картины да горят, словно чьи-то глаза, переливчатые грани богемского хрусталя — это граф, положив Лоренцу на диван, решил, что в будуаре темно и зажег огонь в серебряном сосуде, так занимавшем Жильбера, и розовые свечи в двух канделябрах на камине.
Вернувшись к Лоренце, граф стал коленом на кучу подушек рядом с нею и позвал:
— Лоренца!
Молодая женщина приподнялась на локте, однако глаза ее оставались закрытыми. Она не ответила.
— Лоренца, спите ли вы обычным или магнетическим сном?
— Я сплю магнетическим сном, — ответила Лоренца.
— Если я буду задавать вам вопросы, вы сможете отвечать?
— Полагаю, да.
— Прекрасно.
Секунду помолчав, граф Феникс продолжал:
— Посмотрите в комнату принцессы Луизы, откуда мы вышли примерно три четверти часа назад.
— Смотрю, — проговорила Лоренца.
— И видите?
— Вижу.
— Кардинал де Роган еще там?
— Я его не вижу.
— Что делает принцесса?
— Молится перед сном.