— Вон господин Филипп! — закричала Николь с неописуемым ужасом, поскольку Филипп шел один.
И вправду, в темноте к ним, пошатываясь, бежал Филипп, исполненный отчаяния.
— Сестра здесь? — еще издали крикнул он, заметив стоящих у дверей.
— Боже мой! — побледнев и испытывая слабость, охнул барон.
— Андреа! Андреа! — взывал на бегу молодой человек. — Где Андреа?
— Мы ее не видели, господин Филипп, ее здесь нет. О Господи, Господи! Бедная хозяйка! — всхлипывая, вопила Николь.
— А ты вернулся? — воскликнул барон с гневом, на который он совершенно не имел права, о чем знает читатель, поскольку мы посвятили его в тайны логики г-на де Таверне.
Филипп подошел к нему и показал свое окровавленное лицо и сломанную, безвольно висящую руку.
— Увы! Увы! — стенал барон. — Андреа! Несчастная моя Андреа!
И он рухнул на каменную скамью, стоявшую у двери.
— Я разыщу ее, живую или мертвую! — с мрачным видом произнес Филипп.
С лихорадочной поспешностью молодой человек побежал обратно. На бегу правой рукой он вложил левую в кафтан. Филипп понимал, что сломанная рука помешает ему продираться в толпе и, будь у него в этот миг топор, он бы ее тут же отрубил.
Тогда-то на роковом поле мертвых, которое мы уже посетили, он встретил Руссо, Жильбера и зловещего, покрытого кровью хирурга, который выглядел скорей злым адским духом, предводительствующим в резне, нежели добрым гением, явившимся, чтобы нести помощь.
Почти всю ночь Филипп бродил по площади Людовика XV, не имея сил удалиться от стен Хранилища мебели, где был найден Жильбер, и сжимая в руке клочок белого муслина; молодой человек сохранил его и все время обращал к нему взор.
Когда же восток побледнел от первых проблесков зари, Филипп, совершенно обессиленный и с трудом силившийся не рухнуть рядом с мертвецами, которые в сравнении с ним казались менее бледными, ощутил какое-то непонятное помутнение разума: он тоже, как его отец, вдруг уверился, что Андреа придет или будет кем-то доставлена домой. И тогда Филипп устремился по улице Цапли.
Уже издали он увидел, что у дверей стоят те, кого он оставил.
Поняв, что Андреа не появилась, он остановился.
Барон тоже заметил его.
— Ну что? — крикнул он Филиппу.
— Сестра не вернулась? — спросил молодой человек.
— Увы! — воскликнули разом барон, Николь и Ла Бри.
— И никаких вестей? Никаких сведений? Никакой надежды?
— Никакой!
Филипп упал на каменную скамейку, барон издал дикий вопль.
В этот миг в конце улицы показался фиакр, медленно подкатил к дому и остановился.
В окне фиакра видна была женщина, находившаяся, похоже, без чувств: голова ее безвольно склонилась на плечо. Увидев ее, Филипп мгновенно пришел в себя и рванулся к экипажу.
Дверь кареты открылась, и из нее вышел мужчина, неся на руках безжизненную Андреа.
— Мертва! Она мертва! Нам привезли ее тело! — упав на колени, воскликнул Филипп.
— Мертва… — пробормотал барон. — Сударь, она мертва?
— Не думаю, господа, — спокойно отвечал человек, привезший Андреа. — Я надеюсь, что мадемуазель де Таверне просто без сознания.
— Колдун! Это колдун! — вскричал барон.
— Барон Бальзамо! — пробормотал Филипп.
— Он самый, господин барон. И я счастлив, что в чудовищной свалке сумел узнать мадемуазель де Таверне.
— Где это было, сударь? — спросил Филипп.
— Возле Хранилища мебели.
— Да, там, — произнес Филипп. Но внезапно радостное выражение на лице его сменилось угрюмой подозрительностью, и он заметил: — Однако, барон, вы довольно поздно привезли ее к нам.
— Сударь, — ничуть не удивившись, отвечал Бальзамо, — вы легко поймете мои затруднения. Я не знал адреса вашей сестры и велел своим людям отвезти ее к маркизе де Савиньи, моей доброй приятельнице, которая живет рядом с королевскими конюшнями. И там-то этот славный малый, который помог мне привезти мадемуазель… Вы сейчас все увидите. Идите сюда, Комтуа.
Говоря это, Бальзамо сделал знак, и из фиакра вылез человек в королевской ливрее.
— Так вот, — продолжал Бальзамо, — этот славный малый, приставленный к королевским каретам, узнал мадемуазель де Таверне, так как однажды вечером отвозил ее из Мюэты к вам в особняк. Он запомнил вашу дочь по причине ее поразительной красоты. Я велел ему сесть со мной в фиакр и теперь имею честь вручить вам мадемуазель де Таверне, которая находится отнюдь не в столь тяжелом состоянии, как вам показалось.
И, завершив свою речь, Бальзамо самым почтительным образом передал девушку ее отцу и Николь.