Выбрать главу

— Вон господин Филипп! — закричала Николь с неописуемым ужасом, поскольку Филипп шел один.

И вправду, в темноте к ним, пошатываясь, бежал Филипп, исполненный отчаяния.

— Сестра здесь? — еще издали крикнул он, заметив стоящих у дверей.

— Боже мой! — побледнев и испытывая слабость, охнул барон.

— Андреа! Андреа! — взывал на бегу молодой человек. — Где Андреа?

— Мы ее не видели, господин Филипп, ее здесь нет. О Господи, Господи! Бедная хозяйка! — всхлипывая, вопила Николь.

— А ты вернулся? — воскликнул барон с гневом, на который он совершенно не имел права, о чем знает читатель, поскольку мы посвятили его в тайны логики г-на де Таверне.

Филипп подошел к нему и показал свое окровавленное лицо и сломанную, безвольно висящую руку.

— Увы! Увы! — стенал барон. — Андреа! Несчастная моя Андреа!

И он рухнул на каменную скамью, стоявшую у двери.

— Я разыщу ее, живую или мертвую! — с мрачным видом произнес Филипп.

С лихорадочной поспешностью молодой человек побежал обратно. На бегу правой рукой он вложил левую в кафтан. Филипп понимал, что сломанная рука помешает ему продираться в толпе и, будь у него в этот миг топор, он бы ее тут же отрубил.

Тогда-то на роковом поле мертвых, которое мы уже посетили, он встретил Руссо, Жильбера и зловещего, покрытого кровью хирурга, который выглядел скорей злым адским духом, предводительствующим в резне, нежели добрым гением, явившимся, чтобы нести помощь.

Почти всю ночь Филипп бродил по площади Людовика XV, не имея сил удалиться от стен Хранилища мебели, где был найден Жильбер, и сжимая в руке клочок белого муслина; молодой человек сохранил его и все время обращал к нему взор.

Когда же восток побледнел от первых проблесков зари, Филипп, совершенно обессиленный и с трудом силившийся не рухнуть рядом с мертвецами, которые в сравнении с ним казались менее бледными, ощутил какое-то непонятное помутнение разума: он тоже, как его отец, вдруг уверился, что Андреа придет или будет кем-то доставлена домой. И тогда Филипп устремился по улице Цапли.

Уже издали он увидел, что у дверей стоят те, кого он оставил.

Поняв, что Андреа не появилась, он остановился.

Барон тоже заметил его.

— Ну что? — крикнул он Филиппу.

— Сестра не вернулась? — спросил молодой человек.

— Увы! — воскликнули разом барон, Николь и Ла Бри.

— И никаких вестей? Никаких сведений? Никакой надежды?

— Никакой!

Филипп упал на каменную скамейку, барон издал дикий вопль.

В этот миг в конце улицы показался фиакр, медленно подкатил к дому и остановился.

В окне фиакра видна была женщина, находившаяся, похоже, без чувств: голова ее безвольно склонилась на плечо. Увидев ее, Филипп мгновенно пришел в себя и рванулся к экипажу.

Дверь кареты открылась, и из нее вышел мужчина, неся на руках безжизненную Андреа.

— Мертва! Она мертва! Нам привезли ее тело! — упав на колени, воскликнул Филипп.

— Мертва… — пробормотал барон. — Сударь, она мертва?

— Не думаю, господа, — спокойно отвечал человек, привезший Андреа. — Я надеюсь, что мадемуазель де Таверне просто без сознания.

— Колдун! Это колдун! — вскричал барон.

— Барон Бальзамо! — пробормотал Филипп.

— Он самый, господин барон. И я счастлив, что в чудовищной свалке сумел узнать мадемуазель де Таверне.

— Где это было, сударь? — спросил Филипп.

— Возле Хранилища мебели.

— Да, там, — произнес Филипп. Но внезапно радостное выражение на лице его сменилось угрюмой подозрительностью, и он заметил: — Однако, барон, вы довольно поздно привезли ее к нам.

— Сударь, — ничуть не удивившись, отвечал Бальзамо, — вы легко поймете мои затруднения. Я не знал адреса вашей сестры и велел своим людям отвезти ее к маркизе де Савиньи, моей доброй приятельнице, которая живет рядом с королевскими конюшнями. И там-то этот славный малый, который помог мне привезти мадемуазель… Вы сейчас все увидите. Идите сюда, Комтуа.

Говоря это, Бальзамо сделал знак, и из фиакра вылез человек в королевской ливрее.

— Так вот, — продолжал Бальзамо, — этот славный малый, приставленный к королевским каретам, узнал мадемуазель де Таверне, так как однажды вечером отвозил ее из Мюэты к вам в особняк. Он запомнил вашу дочь по причине ее поразительной красоты. Я велел ему сесть со мной в фиакр и теперь имею честь вручить вам мадемуазель де Таверне, которая находится отнюдь не в столь тяжелом состоянии, как вам показалось.

И, завершив свою речь, Бальзамо самым почтительным образом передал девушку ее отцу и Николь.