И в топорную колыбельку деревенского младенца он положил дитя, привезенное из Парижа.
— Ох, до чего славный! — воскликнула женщина за прялкой.
— Да, сестрица Анжелика, и впрямь, какой славный! — подтвердила Мадлен.
— Это, сударыня, ваша сестра? — спросил Жильбер, указывая на пряху.
— Золовка, сударь, — отвечала Мадлен, — сестра моего муженька.
— Да, тетя, тетя Желика, — пробасил мальчуган, не поднимаясь с колен.
— Тише, ангел мой, тише, — урезонила его мать. — Ты перебиваешь этого господина.
— То, что я хочу вам предложить, очень просто, тетушка Мадлен. Вот этот ребенок — сын арендатора моего хозяина. Арендатор разорился, и мой хозяин, крестный отец малыша, хочет, чтобы он воспитывался в деревне и стал добрым землепашцем… Крепкое здоровье… Добрые нравы… Примете ли вы на воспитание это дитя?
— Но, сударь…
— Он родился вчера и еще не сосал груди, — перебил Жильбер. — Между прочим, об этом младенце с вами должен был поговорить метр Нике, нотариус из Виллер-Котре.
Мадлен тут же схватила ребенка и с такой щедрой готовностью сунула ему грудь, что Жильбер вконец растрогался.
— Меня не обманули, — произнес он, — вы добрая женщина. Итак, от имени моего хозяина доверяю вам этого ребенка. Вижу, что он будет счастлив здесь, и мне хочется, чтобы он принес счастье в ваш дом. Скажите, какую плату в месяц брали вы с метра Нике из Виллер-Котре за его детей?
— Двенадцать ливров, сударь, но господин Нике человек зажиточный и, бывало, нет-нет да и добавит на сахар да на содержание.
— Матушка Мадлен, — гордо сказал Жильбер, — этот ребенок будет приносить вам двадцать ливров в месяц, что составляет двести сорок ливров в год.
— Господи! — воскликнула Мадлен. — Спасибо, сударь.
— Вот вам за первый год, — сказал Жильбер, выкладывая на стол десять блестящих луидоров, при виде которых глаза у обеих женщин округлились; ангелочек Питу тут же потянулся к монетам шкодливой ручонкой.
— А как быть, сударь, если ребеночек не выживет? — робко заметила кормилица.
— Это было бы ужасным несчастьем, которого ни в коем случае нельзя допустить, — сказал Жильбер. — Итак, за те месяцы, пока вы будете кормить его грудью, заплачено; вы довольны?
— Довольна, сударь, довольна!
— Перейдем к плате за другие годы.
— Ребенок останется у нас?
— По всей видимости.
— Значит, сударь, мы станем ему отцом и матерью?
Жильбер побледнел.
— Да, — через силу проговорил он.
— Выходит, сударь, от бедного малютки отказались?
Жильбер был не готов к этому участию, к этим расспросам. Однако он быстро нашелся.
— Я не все вам сказал, — поспешил он добавить. — Несчастный отец умер с горя.
Обе женщины горестно всплеснули руками.
— А что же его мать? — спросила Анжелика.
— Мать… — с тяжким вздохом ответствовал Жильбер. — На такую мать, как она, не может рассчитывать ни один ребенок.
Тут вернулся с поля папаша Питу, добродушный и рассудительный крестьянин. Это был крепкий детина, от которого веяло честностью, добротой и здоровьем; он словно сошел с холста Грёза.
Ему в нескольких словах растолковали суть дела. Впрочем, из самолюбия он делал вид, будто понимает даже то, чего никак не мог понять.
Жильбер объяснил, что деньги на содержание ребенка будут выплачивать супругам Питу, пока мальчик не станет достаточно взрослым, чтобы жить своим умом и кормиться трудами своих рук.
— Ладно уж, — изрек Питу, — сдается мне, этот ребеночек нам полюбится: вон какой славный.
— В одно слово с нами! — восхитились Анжелика и Мадлен. — Хозяин сказал про него в одно слово с нами!
— Прошу вас, пойдемте со мной к метру Нике: я оставлю ему необходимую сумму денег, чтобы и вы были довольны, и ребенок счастлив.
— Да хоть сейчас, сударь, — отвечал глава семейства.
Он встал.
Жильбер простился с добрыми женщинами и подошел к колыбели, в которую уже положили нового питомца, потеснив хозяйское дитя.
Жильбер печально склонился над колыбелью и, впервые заглянув в лицо сыну, увидел, что мальчик похож на Андреа.
Это сходство его сразило; пытаясь сдержать подступившие слезы, он так сильно сжал кулаки, что ногти вонзились в кожу.
Потом он робко и трепетно поцеловал нежную щечку новорожденного и вышел, еле держась на ногах.
Папаша Питу уже ждал на пороге; в руке у него была палка с железным наконечником, а через плечо перекинута праздничная куртка.
Жильбер дал монетку в пол-луидора пухлому ангелочку Питу, который тыкался ему в ноги, а обе женщины с трогательным деревенским простодушием попросили дозволения поцеловать его на прощание.