— Два посетителя, — сказал Бальзамо.
Телеграфное сообщение Фрица завершилось сильным, резким звонком.
Бальзамо высвободился из рук Лоренцы и вышел, оставив молодую женщину по-прежнему спящей.
По дороге ему встретился гонец, ждавший приказа.
— Вот письмо, — сказал Бальзамо гонцу.
— Что мне с ним делать?
— Доставить по адресу.
— Это все?
— Это все.
Адепт осмотрел письмо и печать, не скрыл своей радости при виде их сохранности и растаял в темноте.
— Какая жалость, что нельзя оставить у себя подобный автограф! — вздохнул Бальзамо. — А пуще того обидно, что нельзя через верных людей передать его королю!
Тут перед ним вырос Фриц.
— Кто они? — спросил Бальзамо.
— Женщина и мужчина.
— Они уже сюда приходили?
— Нет.
— Ты их знаешь?
— Нет.
— Женщина молода?
— Молода и хороша собой.
— А мужчина?
— Лет шестидесяти или шестидесяти пяти.
— Где они?
— В гостиной.
Бальзамо вошел в гостиную.
84. ЗАКЛИНАНИЕ ДУХОВ
Лицо графини было полностью скрыто длинной накидкой; она успела заехать к себе в особняк и одеться, как одевались горожанки среднего достатка.
Приехала она в фиакре в сопровождении маршала, который, испытывая большие опасения, чем она, оделся в серое, чтобы походить на дворецкого из богатого дома.
— Вы узнаете меня, господин граф? — произнесла г-жа Дюбарри.
— Прекрасно узнаю, графиня.
Ришелье держался поодаль.
— Извольте сесть, сударыня, и вы, сударь.
— Этот господин мой эконом, — сказала графиня.
— Вы заблуждаетесь, сударыня, — возразил Бальзамо с поклоном, — этот господин — герцог де Ришелье, которого я прекрасно узнал, и с его стороны было бы воистину проявлением неблагодарности, если бы он не узнал меня.
— Это почему же? — спросил герцог, совершенно сбитый с толку, как сказал бы Тальман де Рео[22].
— Господин герцог, тот, кто спасает нам жизнь, заслуживает, сдается мне, некоторой благодарности.
— Вот вам, герцог! — со смехом воскликнула графиня. — Вы слышите?
— Как! Вы, граф, спасли мне жизнь? — удивился Ришелье.
— Да, монсеньор, в Вене в тысяча семьсот двадцать пятом году, когда вы были там посланником.
— В тысяча семьсот двадцать пятом году? Да вы тогда еще и на свет не родились, сударь мой!
Бальзамо улыбнулся.
— Тем не менее я стою на своем, герцог, — сказал он, — поскольку встретил вас тогда умирающим, а вернее, мертвым; вас несли на носилках, незадолго до того вы получили добрый удар шпагой, пронзивший вам грудь; доказательством нашей встречи может послужить то, что я влил в вашу рану три капли моего эликсира… Вот здесь, в том самом месте, где красуется ваше алансонское кружево, несколько пышное для эконома — недаром же вы его комкаете в руке.
— Погодите, — перебил маршал, — но вам никак не дашь больше тридцати — тридцати пяти лет, граф.
— Полноте, герцог, — заливаясь смехом, воскликнула графиня. — Перед вами стоит чародей — теперь-то вы верите?
— Я вне себя от изумления, графиня. Но в таком случае, — продолжал герцог, снова обратившись к Бальзамо, — в таком случае ваше имя…
— Ах, вы же знаете, герцог, мы, чародеи, меняем имена с каждой новой сменой поколений… В тысяча семьсот двадцать пятом году в моде были имена на «ус», «ос» и «ас», и ничего удивительного, если в ту пору мне пришла фантазия назвать себя на латинский или греческий манер. Теперь, когда все разъяснилось, я в вашем распоряжении, сударыня, и в вашем, сударь.
— Граф, мы с маршалом хотим попросить у вас совета.
— Много чести для меня, сударыня, особенно если вы сами пришли к такой мысли.
— Конечно, сама, граф; ваше предсказание нейдет у меня из головы, но я сомневаюсь в том, что оно осуществляется.
— Никогда не сомневайтесь в выводах науки, сударыня.
— Ах, граф, граф! — вступил в разговор Ришелье. — Беда в том, что наша корона висит на волоске… Ведь речь не о ране, которую можно заживить тремя каплями эликсира.
— Нет, речь идет о министре, которого можно повергнуть тремя словами… — возразил Бальзамо. — Что ж, угадал я? Скажите!
— Как нельзя лучше, — вся дрожа, ответила графиня. — В самом деле, герцог, что вы об этом скажете?
— О, не удивляйтесь таким пустякам, сударыня, — произнес Бальзамо, который сразу заметил, как встревожены г-жа Дюбарри и Ришелье, и безо всякого волшебства легко догадался, в чем дело.
— В таком случае я стану вашим поклонником, — добавил маршал, — если вы укажете нам лекарство.