— В таком случае, граф, — промолвила графиня, — я простираюсь перед вами в бессилии.
— Нет, графиня, придет день, когда вы сможете мне воздать. Я предоставлю вам такую возможность.
— Граф, — обратился к Бальзамо герцог, — я покорен, побежден, раздавлен! Я уверовал.
— Как уверовал святой Фома, не правда ли, герцог? Это не называется уверовать, это называется увидеть.
— Называйте, как вам будет угодно; что до меня, я приношу повинную, и отныне, если со мной заговорят о колдунах, я знаю, что скажу в ответ.
Бальзамо улыбнулся.
— Теперь, сударыня, — обратился он к графине, — я хотел бы кое-что сделать, если на то будет ваше соизволение.
— Говорите!
— Мой дух устал. Позвольте мне отпустить его на свободу с помощью магического заклинания.
— Извольте, сударь.
— Лоренца, — по-арабски произнес Бальзамо, — благодарю тебя; я тебя люблю; вернись к себе в комнату тем же путем, каким пришла сюда, и жди меня. Иди, любимая моя.
— Я очень устала, — отвечал голос по-итальянски, еще нежнее, чем прежде, — приходи скорее, Ашарат.
— Я скоро приду.
Послышался шелест удалявшихся шагов.
Выждав несколько минут, чтобы убедиться, что Лоренца ушла, Бальзамо отвесил обоим посетителям глубокий, но величественный и полный достоинства поклон; затем герцог и графиня, оба во власти смятения, поглощенные смутным потоком одолевавших их мыслей, вернулись в фиакр; со стороны их можно было принять скорее за пьяных, нем за разумных людей.
86. ОПАЛА
На другой день, едва большие версальские часы пробили одиннадцать, король Людовик XV вышел из своих покоев, пересек галерею, примыкавшую к его опочивальне, и голосом громким и резким позвал:
— Господин де Ла Врийер!
Король был бледен и казался возбужденным; чем более усилий прилагал он к тому, чтобы скрыть свою озабоченность, тем заметнее сказывалась она в его смущенном взгляде и в напряженной гримасе, искажавшей его лицо, обычно столь бесстрастное.
Гробовая тишина немедля воцарилась в рядах придворных, среди которых можно было заметить и герцога де Ришелье, и виконта Жана Дюбарри; эти двое были спокойны, изображая показное равнодушие и неосведомленность.
Герцог де Ла Врийер приблизился и принял из рук его величества королевский указ.
— Господин герцог де Шуазель в Версале? — осведомился король.
— Со вчерашнего дня, сударь; он вернулся из Парижа в два часа пополудни.
— Он у себя в особняке или во дворце?
— Во дворце, государь.
— Хорошо, — произнес король, — отнесите ему этот приказ, герцог.
Долгий трепет пробежал по рядам зрителей; перешептываясь, они клонили головы, подобно колосьям под дыханием урагана.
Король, насупив брови, словно желая ко всеобщему изумлению добавить еще и ужас, горделиво прошествовал к себе в кабинет, сопровождаемый капитаном гвардии и командиром легкой конницы.
Все взгляды устремились на г-на де Ла Врийера, который, будучи сам встревожен шагом, который ему предстоял, медленно пересек замковый двор и направился в покои г-на де Шуазеля.
Все это время вокруг старого маршала раздавались то грозные, то робкие речи; сам он притворялся, будто удивлен больше всех, но на губах у него играла тонкая улыбка, не позволявшая окружающим ошибиться.
Едва г-н де Ла Врийер вернулся, его тотчас окружили.
— Итак? — сказали ему.
— Итак, это был указ об изгнании.
— Об изгнании?
— Да, по всей форме.
— Вы прочли его, герцог?
— Прочел.
— И это уже бесповоротно?
— Судите сами.
И герцог де Ла Врийер, обладатель безукоризненной памяти, без какой невозможен истинный придворный, огласил слово в слово следующий указ:
«Кузен, недовольство Вашей службой вынуждает меня сослать Вас в Шантелу[24], куда Вам надлежит отправиться через двадцать четыре часа. Я отправил бы Вас подальше, когда бы не особое уважение, питаемое мною к госпоже де Шуазель, чье доброе здравие весьма меня заботит. Берегитесь, дабы Ваше поведение не заставило меня распорядиться по-иному».
В толпе, обступившей герцога де Ла Врийера, поднялся сильный ропот.
— Что же он вам ответил, господин де Сен-Флорантен? — полюбопытствовал Ришелье, подчеркнуто не назвав ни нового имени герцога, ни его нового титула.
— Он ответил: «Господин герцог, я не сомневаюсь, что вы с большим удовольствием доставили мне это письмо».
24
Замок, принадлежавший Шуазелю, куда он был сослан и где жил до смерти Людовика XV в 1774 г.