— Вернее сказать, такова ваша философская проповедь, — возразил старый барон, который в бешенстве грыз ногти, не в силах сдержать досады, какую вызвал в нем столь тяжкий разговор, стоивший ему такого самообладания и стольких мелких низостей.
— Да, сударь, здесь можно усмотреть и философию; прекрасное слово!
— Дающее избавление от очень и очень многого, господин маршал, не правда ли?
— Вы никудышный придворный, — отпарировал Ришелье с холодной улыбкой.
— Особы моего ранга могут быть придворными только при короле.
— Э, особ вашего ранга мой секретарь господин Рафте каждый день принимает в моих передних тысячами, — возразил Ришелье, — они выползают из невесть каких провинциальных нор, где научились лишь говорить дерзости людям, которых называют своими друзьями и заверяют в преданности.
— О, разумеется, отпрыск дома Мезон-Руж, чей род ведет свою историю с крестовых походов, меньше знает о том, что такое преданность, чем салонный шаркун Виньеро[32]!
Но маршал был умнее, чем Таверне.
Он мог бы приказать, чтобы барона вышвырнули в окно. Однако ограничился тем, что пожал плечами и сказал:
— У вас, господин крестоносец, слишком отсталые взгляды: вы помните только ту злопыхательскую записку, которую в тысяча семьсот двадцатом году составил парламент, а не читали ответа, который был написан герцогами и пэрами. Пожалуйте ко мне в библиотеку, и Рафте вам его покажет, любезный.
И только он собрался спровадить своего недруга после этой отповеди, как дверь отворилась и в комнату ворвался новый посетитель, восклицая:
— Где же он, где мой дорогой герцог?
Этот разрумянившийся человек с вытаращенными от восторга глазами, с руками, готовыми распахнуться для объятий, был не кто иной, как Жан Дюбарри.
При виде его Таверне попятился от изумления, не скрывая досады.
Жан заметил его движение, узнал в лицо и отвернулся.
— Теперь я, кажется, понял, — спокойно сказал барон, — и ухожу. Оставляю господина министра в превосходном обществе.
И удалился, преисполненный достоинства.
90. РАЗОЧАРОВАНИЕ
Жан, разъяренный вызовом, с каким барон их покинул, сделал два шага вслед, затем передернул плечами и вернулся к маршалу.
— Вы принимаете у себя эту мразь? — изрек он.
— Э, мой дорогой, вы заблуждаетесь: я выставил эту мразь за дверь.
— Вы знаете, кто этот господин?
— Увы, знаю.
— Хорошо знаете?
— Некий Таверне.
— Господин, который желает подложить свою дочь в постель к королю…
— Да будет вам!
— Который хочет выжить нас и занять наше место, притом добивается этого всеми способами… Да, но Жан начеку, и глаза у Жана острые.
— Вы полагаете, он затеял…
— Помилуйте, да это же яснее ясного! Партия дофина, мой дорогой! У них есть и свой юный наемный убийца…
— Даже так?
— Молодой человек, который натаскан на то, чтобы хватать людей за икры, тот самый, который проткнул шпагой плечо все тому же бедняге Жану…
— Неужели? Так это ваш личный враг, дорогой виконт? — с притворным удивлением проронил Ришелье.
— Да, мы схватились с ним на почтовой станции, помните?
— Подумать только, какое совпадение: я ведь этого не знал, но отказал ему во всех просьбах; правда, будь я осведомлен, я выгнал бы его, а не просто спровадил… Не беспокойтесь, виконт, теперь этот достойный забияка у меня в руках, и скоро он это почувствует.
— Да, вы можете отбить у него охоту к нападению на большой дороге… А ведь я еще не принес вам своих поздравлений!
— Ах, да, виконт, дело как будто окончательно решено.
— Да, все улажено… Вы позволите мне заключить вас в объятия?
— От всего сердца.
— Что и говорить, нелегко нам пришлось; но стоит ли вспоминать об этом теперь, когда победа за нами! Вы довольны, надеюсь?
— Вы хотите, чтобы я был откровенен? Да, доволен; я полагаю, что смогу принести пользу.
— Не сомневайтесь; однако удар вышел недурной, то-то все взвоют!
— Да разве меня не любят?
— У вас-то нет ни горячих сторонников, ни противников, а вот его все ненавидят.
— Его? — с удивлением переспросил Ришелье. — Кого это?..
— А как же, — перебил Жан. — Парламенты восстанут: это же повторение самоуправства Людовика Четырнадцатого — их высекли, герцог, их высекли!
32
Оскорбительный намек на то, что маршал Ришелье (полное имя — Луи Франсуа Арман де Виньеро дю Плесси герцог де) в юности принимал участие в заговоре испанского посла Челламаре, имевшего целью арест регента Франции Филиппа Орлеанского. За это Ришелье в третий раз угодил в Бастилию (первые два раза — за скандальное распутство).