«Она поняла, — сказал себе Жильбер, — а мне это и нужно».
С тех пор он продолжал ту же игру, и Николь жила в непрерывном страхе; в конце концов она стала мечтать о встрече с Жильбером, желая развеять опасения, которые поселяли в ней насмешливые взгляды юного садовника.
Жильбер заметил, что она ищет встречи. Трудно было не догадаться, почему у окна раздается сухое покашливание всякий раз, когда Николь знает, что он у себя, и почему она принимается сновать по коридору взад и вперед, когда ему надо войти или выйти.
Он пережил счастливый миг торжества, приписывая победу исключительно силе своего характера и благоразумной линии поведения. Николь так старательно его караулила, что однажды подстерегла, когда он взбирался к себе по лестнице; она окликнула молодого человека, но он не отозвался.
Любопытство или страх толкали девушку все дальше: однажды вечером она скинула свои хорошенькие домашние туфли на каблучках, которые донашивала после госпожи, и, дрожа, поспешно юркнула под навес, где таилась дверь, ведущая к Жильберу.
Было еще довольно светло, и юноша, заметивший намерение Николь, мог рассмотреть ее сквозь щели в досках.
Она постучалась к нему в дверь, прекрасно зная, что он у себя в комнате.
Жильбер не отвечал.
Между тем такое искушение было для него весьма опасно. Теперь она прибежала к нему просить пощады, и он мог безнаказанно унизить ее. Он был одинок; каждую ночь его мучили и обжигали воспоминания о Таверне; он не в силах был отвести глаза от двери, любуясь соблазнительной красотой этой очаровательницы; упоенный преждевременным сознанием своей победы, он уже занес руку, чтобы отодвинуть засов, на который с привычной предусмотрительностью и опаской запер дверь, чтобы никто не застиг его врасплох.
Но тут он сказал себе: «Нет, нет! Это все голый расчет с ее стороны: ее привели ко мне страх или корысть. Значит, если я отворю, она на этом что-нибудь выиграет — и кто знает, каков будет мой проигрыш?»
С этими словами он отдернул руку от засова. Николь постучалась еще два-три раза и удалилась, нахмурив брови.
Итак, Жильбер сохранил все свои преимущества; теперь Николь удвоила хитрость, чтобы не до конца растерять свои. В конце концов все маневры и уловки свелись к тому, что обе воюющие стороны случайно столкнулись однажды вечером у входа в часовню и обменялись следующими словами:
— Добрый вечер, господин Жильбер! Смотрите-ка, и вы здесь!
— Добрый вечер, мадемуазель Николь! Оказывается, вы тоже в Трианоне?
— Как видите! Я горничная барышни.
— А я младший садовник.
Засим Николь сделала Жильберу реверанс по всем правилам, а он отдал ей поклон как истый придворный, и они расстались.
Жильбер сделал вид, что идет к себе в мансарду, куда он поднимался, когда повстречал Николь.
А Николь, которая как раз выходила из дому, пошла своей дорогой; однако Жильбер на цыпочках вернулся и потихоньку пошел за нею следом, разумно предположив, что она спешит на свидание к г-ну Босиру.
И впрямь, в темной аллее ждал какой-то мужчина; Николь к нему приблизилась; было уже слишком темно, и Жильбер не мог узнать г-на Босира в лицо; на шляпе незнакомца не было никакого плюмажа, и это так заинтересовало Жильбера, что он дождался, пока Николь ушла, и проводил ее собеседника до самой ограды Трианона.
Это оказался не г-н Босир, а мужчина уже в возрасте, вернее, в преклонном возрасте; он был одет, как вельможа, и держался молодцом, несмотря на свои годы; Жильбер подошел поближе и, с отчаянной дерзостью проскользнув буквально под носом у этого человека, узнал в нем герцога де Ришелье.
— Черт побери! — воскликнул он. — После простого гвардейца — маршал Франции! Мадемуазель Николь повышается в чине.
96. ПАРЛАМЕНТЫ
Пока под липами и в цветниках Трианона зрели и распускались мелкие интрижки, оживлявшие существование незначительных обитателей этого мирка, в городе, над дворцом Фемиды, подобно грозной буре, нависли огромные крылья великих интриг, — так, ударившись в мифологию, написал об этом своей сестре Жан Дюбарри.
Измельчавшие остатки былой французской оппозиции, парламенты, воспряли под владычеством капризного Людовика XV; но, с тех пор как пал их покровитель г-н де Шуазель, они чуяли приближение опасности и готовились отвратить ее с помощью самых энергичных мер, на какие только были способны.
Великие всеобщие потрясения всегда начинаются с какого-нибудь частного спора, точно так же, как сражения между двумя армиями начинаются со стычек между отдельными стрелками.