Г-н д'Эгийон подкатил прямо к особняку г-на де Ришелье. В доме он застал одного Рафте.
— Мы ожидаем господина маршала с минуты на минуту, — доложил Рафте. — Он, должно быть, задержался где-нибудь на почтовой станции.
Герцог д'Эгийон сказал, что готов подождать, и не скрыл от Рафте своего недовольства, так как счел его извинения новой отговоркой.
Еще более раздосадовал его ответ Рафте. Маршал, дескать, будет в отчаянии, если, вернувшись, узнает, что его светлости герцогу д'Эгийону пришлось ждать; к тому же маршал не собирается ночевать в Париже, как это предполагалось ранее; вернется он наверняка не один и только ненадолго заедет к себе в особняк, чтобы узнать новости; поэтому не лучше ли будет его светлости вернуться к себе домой, а г-н маршал непременно заедет к нему по дороге.
— Послушайте, Рафте, — сказал д'Эгийон, который заметно помрачнел, выслушав эту совершенно запутанную тираду, — вы — совесть моего дяди; отвечайте же мне, как порядочный человек. Меня водят за нос, не так ли? Господин маршал не желает меня видеть? Не перебивайте, Рафте, вы не раз давали мне добрый совет, и я всегда был вам добрым другом, буду им и впредь; итак, мне лучше вернуться в Версаль?
— Ваша светлость, слово чести, не позже чем через час господин маршал будет у вас.
— В таком случае почему бы мне не подождать его здесь, если он едет сюда?
— Я имел честь вам доложить, что он, быть может, приедет не один.
— Понимаю… Полагаюсь на ваше слово, Рафте.
И герцог вышел, погруженный в задумчивость, но с достойным и безмятежным видом, чего нельзя сказать о маршале, который, едва его племянник удалился, вышел из кабинета, куда вела застекленная дверь.
Ришелье улыбался точь-в-точь, как те демоны, которых Калло[38] рассеял по листам своих «Искушений».
— Рафте, он ни о чем не догадывается? — осведомился он.
— Ни о чем, ваша светлость.
— Который час?
— Какая разница, ваша светлость! Нужно дождаться, пока наш милейший прокурор из Шатле явится с известием. Комиссары еще в типографии.
Не успел Рафте договорить, как лакей ввел через потайную дверцу сального, гадкого, чумазого человечка, одного из тех бойких законников, к коим пылал такой неприязнью виконт Дюбарри.
Рафте втолкнул маршала в кабинет и, улыбаясь, пошел навстречу посетителю.
— А, это вы, метр Флажо! — воскликнул он. — Счастлив вас видеть.
— Ваш покорный слуга, господин Рафте. Ну что ж, дело сделано.
— Напечатано?
— Уже пять тысяч готово. Первые оттиски пошли по рукам, остальные сохнут.
— Какое горе! Дорогой господин Флажо, какое это несчастье для семьи господина маршала!
Дабы избавить себя от необходимости отвечать, то есть лгать, г-н Флажо вытащил массивную серебряную табакерку и не спеша зачерпнул добрую понюшку испанского табаку.
— А что будет дальше? — продолжал Рафте.
— Все как положено. Господа комиссары удостоверятся, что тираж отпечатан полностью и распространен, немедленно сядут в карету, которая ждет у дверей типографии, и поедут к его светлости герцогу д'Эгийону, дабы ознакомить его с постановлением; его светлость, к счастью, то есть к несчастью, находится теперь в своем парижском особняке, и вот, господин Рафте, там-то они его и застанут.
Рафте проворно достал огромный мешок для документов и передал его мэтру Флажо со словами:
— Вот бумаги, о которых я вам говорил, сударь; монсеньор маршал, питая большое доверие к вашим познаниям, передает вам это дело, из которого могут воспоследовать для вас некоторые выгоды. Благодарю вас за любезное содействие при столь прискорбном столкновении господина д'Эгийона со всемогущим парижским парламентом; благодарю за добрые советы.
И он тихонько, но с долей настойчивости подтолкнул метра Флажо, восхищенного тяжестью мешка, по направлению к передней.
97. ГЛАВА, ГДЕ ДОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ПУТЬ К МИНИСТЕРСКОМУ ПОРТФЕЛЮ НЕ УСЕЯН РОЗАМИ
Лошади у г-на де Ришелье оказались резвее, чем у гг. комиссаров, и маршал первым въехал во двор особняка д'Эгийона.
Герцог не ждал дяди и собирался вернуться в Люсьенну, чтобы объявить г-же Дюбарри, что враг сбросил маску; но тут придверник объявил, что прибыл маршал, и павший было духом герцог очнулся от оцепенения.
Он ринулся навстречу дяде и взял его за руки с нежностью, к которой отчасти примешивался и страх, внушаемый ему старым маршалом.