Брак супругов Богарне оказался несчастным. Родились дети: сын Евгений, дочь Гортензия, люди в истории достаточно известные. Затем произошла катастрофа. Муж «вдруг все узнал». На Мартинике ему «все» рассказали рабы. О Жозефине всю жизнь передавали гадкие сплетни, — но о ком сплетен не ходит? Что именно узнал ее муж, с точностью сказать нельзя, да это и неважно. Как бы то ни было, виконт, сам человек отнюдь не святой жизни, внезапно пришел в ярость и написал жене письмо, составленное в самых грубых выражениях. Супруги расстались, имущественные отношения запутались. Все по-своему распутала приближавшаяся революция. Жену отправила на трон, мужа — на эшафот.
II
В самом начале революции в Париж прибыла из провинции молоденькая женщина, жизнь которой довольно тесно сплелась с жизнью Жозефины. Теперь о ней забыли, но в свое время она пользовалась большой известностью и знала всех великих людей мира. В ранней юности, у себя в Алансоне, она занимала положение скромное: была не то модисткой, не то белошвейкой. Звали ее Марией Ленорман. Жить в глуши ей не хотелось. Революция, как все говорили, начинала новую жизнь, но в провинции это было, особенно вначале, мало заметно: богачи оставались богачами, белошвейки — белошвейками. Мадемуазель Ленорман переехала в Париж. Она решила стать ворожеей.
Предсказывала она по картам, по звездам, по линиям руки, на яичном белке, на кофейной гуще, на расплавленном свинце. Предсказывала, за исключением особых случаев, о которых будет речь дальше, весьма неудачно; что ни скажет, то соврет. Но это была очень ловкая женщина. Очутившись в Париже девятнадцати лет от роду, не имея ни денег, ни связей, ничего не зная в политических делах, эта провинциальная девица сразу сообразила, как можно в городе-светоче быстро приобрести и почет, и славу, и особенно деньги (деньги она любила с нежностью). Газеты в один голос твердили, что во Франции началась новая эпоха: «человечество вступило в эру разума», — все объяснено энциклопедистами, теперь остается лишь воплотить разум в жизнь. В первые месяцы революции парижане были от эры разума в восторге. Но эрой разума их кормили каждый день... Госпожа Ленорман поняла: надо открыть в городе-светоче каббалистический кабинет.
Идея была тонкая. Я уверен, что в нынешней Москве, которая, по словам советского писателя, «дышит чистым воздухом материализма», имел бы бешеный успех кабинет черной и белой магии. Пропагандисты не без наивности расценивают только прямое действие своей пропаганды: действия обратного («ну вас к черту, надоели!») они никогда не учитывают. Госпожа Ленорман в самый разгар эры разума объявила, что предсказывает любому человеку бу- дущее по известным ей методам: хиромантическому, картомантическому, лампадомантическому, некромантическому, рабдомантическому и орнитомантическому[2], — к ней повалил народ. Не простой народ, — он предсказательницу не интересовал. Кабинет ее все расширялся и несколько раз перекочевывал. Окончательно он обосновался на rue de Tournon, дом №5, и был отделан очень роскошно, — госпожа Ленорман отлично понимала, что «простота нравов» тоже несколько надоела. Реклама у нее была поставлена так, что Грета Гарбо могла бы удавиться от тоски и зависти. На обложке ее книг печатались адреса, по которым книги эти можно было покупать в любом европейском городе, в том числе в Москве и Петербурге: в России Ленорманша в свое время была весьма популярна. Называла она себя по-древнему, «Сибиллой» (т.е. вдохновленной Богом), — и это тоже было тонко рассчитано: на древность мода сохранялась в пору революции очень долго, и если все консьержи стали Брутами, а все лавочники Гракхами, то никак нельзя было обойтись и без Сибилл.
Да, своеобразна психология революционных эпох: у Ленорманши бывали принцесса Ламбаль, Мирабо, Камиль Демулен, Дантон, Гош, Барер, Тальен. Ее собственное свидетельство об их посещениях, конечно, ничего не стоило бы. Однако о некоторых посетителях ее кабинета мы знаем и из других, более надежных источников. Весной 1794 года к мадемуазель Ленорман, по ее словам, зашел с Сен-Жюстом и сам Робеспьер. Разумеется, ему выпала девятка пик, и он смертельно побледнел. «Чудовище задрожало», — рассказывала впоследствии Ленорманша. Может быть, она Робеспьера никогда в глаза не видела: других свидетельств о его визите, насколько мне известно, нет. Позволительно, кроме того, предполагать, что особенно влиятельным чудовищам Сибилла не так уж откровенно предсказывала гибель. Однако кому-то из высокопоставленных лиц она, очевидно, предсказанием не угодила: неожиданно ее арестовали и посадили в тюрьму, пользовавшуюся особенно зловещей славой. Сама она приписывала свой арест именно пиковой девятке Робеспьера.
2
То есть по линиям рук, по картам, по лампаде, по покойникам, с помощью лозы, по полету птиц