Итак, в тот момент, когда Жозефина въезжает на улицу Сен-Никез, карсту подбрасывает страшным взрывом, выбивающим в ней стекла.
— Метили в Бонапарта! — вскрикивает Жозефина и лишается чувств.
Это рванула грозная адская машина, сработанная шуанами Лимоэланом, Сен-Режаном и Карбоном. Придя в себя после обморока, Жозефина твердит:
— Метили в Бонапарта! Метили в Бонапарта!
Наконец подлетает гвардеец из эскорта и успокаивает ее, Покушение не удалось, карета первого консула уже въехала на улицу Сент-Оноре, когда бочонок с порохом взлетел на воздух, разметав последние ряды конвоя и скосив с десяток человек.
Не будь шали, которую надо было не то сменить, не то поправить, Жозефина тоже погибла бы, и предсказание старой мартиникской ворожеи не исполнилось бы. Супруга первого консула отважно приказывает кучеру ехать — другими улицами — дальше в Оперу.
— Ничего, ничего, — бросает Бонапарт, встречая жену.
Несколькими минутами позже весть о покушении достигает зала и передается из уст в уста. Зрители дружно встают, и, «как электрическая искра», вспыхивает овация, подступающая к консульской ложе. Сам Бонапарт бесстрастен. Жозефина — та владеет собой не столь хорошо. Лицо ее искажено. «Она, обычно такая грациозная, была не похожа на самое себя, — повествует Лора д'Абрантес. — Она явно дрожала и куталась в шаль, словно прячась в укрытие. И в самом деле, эта шаль была причиной ее личного спасения». По бледным щекам Жозефины текут слезы. И «когда она смотрела на первого консула, она снова вздрагивала».
Вернувшись в Тюильри и сидя в большом салоне, который постепенно наполняется посетителями, консульша не перестает утирать глаза. Бонапарт, «редко, но выразительно жестикулируя», расхаживает взад-вперед и неистово кричит:
— Это дело рук якобинцев, это якобинцы хотели меня умертвить. За этим не стоят ни дворяне, ни священники, ни шуаны! Я знаю, кто за этим стоит, и меня не заставят изменить мнение. Это сентябристы[233], покрытые грязью злодеи, которые вечно бунтуют, устраивают заговоры, сомкнутым каре выступают против любого правительства. Да, да, это все та же шайка сентябрьских кровопийц, версальских убийц, бандитов 31 мая[234], прериальских заговорщиков, виновников всех преступлений против правительства. Раз их нельзя обуздать, значит, их нужно раздавить; Францию надлежит очистить от этих подонков, никакой пощады таким злодеям!
В тот вечер Жозефина слышит, как Фуше обвиняет роялистов. Сначала она, как и Бонапарт, смотрит на него с презрением… Ясно, цареубийца и палач Лиона[235] хочет спасти своих былых друзей. Но под конец консульшу поражает убежденность, звучащая в речах ее тайного нанимателя, и вместе с Ланном, Реалем и Реньо она становится на точку зрения министра, который твердит:
— Это дело рук роялистов, шуанов, и я прошу всего неделю, чтобы представить тому доказательства.
Фуше потребовалась не неделя, а три с лишним, чтобы арестовать одного из трех заговорщиков, который «сдал» двух остальных. Покушение подготовили именно роялисты.
Убийцы, разумеется, возобновят свои попытки — не сомневается Жозефина. Ненависть в сердце шуанов неистребима: порой можно слышать, как женщина из лучшего общества самым естественным тоном высказывает пожелание, чтобы «ее глаза стали стилетами, которыми она поразила бы тирана королей, встретясь с ним в театре».
С целью убийства первого консула приверженцы Людовика XVIII разработали вскоре план, вдохновленный нападением на дилижансы, операцией, мастерами которой были шуаны. Отправляясь с Жозефиной в Мальмезон, Бонапарт брал с собой конвой всего из полусотни конных гренадеров. А Нейи, Пюто, Нантер, Рюэйль были в то время лишь деревушками, разделявшимися обширными пустырями с дурной репутацией; эти пустыри изобиловали карьерами, где мог скрытно расположиться целый отряд, чтобы затем ударить на эскорт. Жорж Кадудаль — шуанство создало себе вождя — приехал в Париж и нашел превосходной мысль о «прогулке по Мальмезонской дороге», но что они будут делать после, как он выражался, «главного удара»? И он счел необходимым отправиться в Лондон, чтобы столковаться с принцами и английским правительством.
Он еще отыщется.
Тем временем убийцы обдумывали все возможные средства: выстрел из пистолета в спину Бонапарту на площади Карусели, когда он устраивает смотр войскам; бочонок с порохом, который ухитрятся занести в подвалы Тюильри. Другие полагали, что самым радикальным решением было бы проникнуть на первый этаж дворца, в спальню узурпатора, и прикончить его вместе с женой во время сна.
233
234
235