— Ах, Господи, раз уж вы женщин помянули, так мне нынче повезло с ними, — похвастался калека.
— Это как же?
— Да так, черт возьми, что я говорил с генеральшей и консульшей так же запросто, как с какой-нибудь Туанон или Марготон. Сразу видно, эта гражданка очень добрая.
— Она моя мать, — пояснил Евгений.
— Ваша мать, майор? Быть не может! В каком же возрасте она вас сделала? Да и генерал немногим старше вас. Вы шутите надо мной?
Евгений растолковал ему, каковы родственные узы, связывающие его с генералом Бонапартом. Старый ветеран пожелал в таком случае выпить за г-жу Бонапарт, мать своего майора и, поставив стакан на стол, сказал брату:
— Запомни, парень: гражданка в желтой шляпе — мать майора. Больше я ничего не прибавлю».
Сцена словно оживает у тебя перед глазами, читатель, не правда ли? Согласись, что было бы жаль перебивать Лору.
Тот же вечер, замок уснул. Парк время от времени объезжает патруль конных гвардейцев.
«Внезапно, — продолжает Лора, — грохочет выстрел. Он донесся со стороны замковых рвов. В то же время, быстрей, чем мы перевели пресекшееся от страха дыхание, все были на ногах. Женщины в одних юбках, мужчины в одних штанах. Первый консул в халате и со свечой в руке выскочил в коридор, крича своим сильным и звонким голосом:
— Не пугаться! Ничего не произошло.
Он был невозмутим, словно его не вынудили внезапно вскочить с постели; я в этом уверена, потому что в ту минуту, по непонятной для меня самой причине, целиком сосредоточила внимание только на нем, особенно на лице и его выражении в такую минуту. Оно было спокойно и невозмутимо, хотя и чуждо безразличия: он стоял бесконечно выше общей опасности. Он еще не исполнил свой земной удел и чувствовал это. Рапп и г-н Лакюэ, а может быть, Лемаруа, один из наиболее преданных Бонапарту людей в те годы, вернулись из парка, куда они сразу же побежали, и доложили, что лошадь одного из гвардейцев упала, угодив ногой в кротовину на лужайке перед замком. От удара карабин выстрелил и перебудил весь замок. Выслушав доклад адъютанта, первый консул расхохотался, задержался около маленького барабанщика, стоящего на площадке парадной лестницы, и крикнул:
— Жозефина, перестань плакать. Всему виной крот. Оно и понятно: это вредное животное. Что же касается гвардейца — двое суток ареста, чтобы не гонял верхом по моим клумбам. Как я догадываюсь, он сам изрядно перетрусил, поэтому ограничимся легким наказанием. Доброй ночи, сударыня, ложитесь и спите спокойно.
И уже удаляясь в свои покои, прибавил:
— Ах, Господи, как вы бледны, госпожа Жюно! Что, перепугались?
— Да, генерал, и очень.
— Серьезно? Подумать только, что я считал вас неустрашимой! К тому же такие вещи не касаются женщин. Но главное, чтобы они не плакали. Ладно! Felice notte, signora Loulou, dolce riposo.
— Felicissimo riposo, signor generale[254].
И я отправилась спать».
Жозефина не любила ложиться рано и часто продолжала вечер, играя на бильярде или в триктрак. Как-то раз, когда она уже была императрицей, ей случилось, поскольку весь ее двор уже отошел ко сну, попросить Констана, мужнего слугу, сыграть с ней партию.
На всю жизнь Жозефина запомнила тягостную сцену в Бютаре. В тот день у нее была сильная мигрень, и она предпочла остаться в Мальмезоне. Бонапарту же очень хотелось посетить Бютар, бывший охотничий домик Людовика XVI, который он присоединил к Мальмезону.
— Поехали, поехали с нами, — твердил первый консул. — На воздухе тебе станет легче. Это лучшее лекарство от всех хворей.
Жозефина не посмела отказаться и села в коляску вместе с Эмилией Лавалет и Лорой Жюно, ожидавшей ребенка.
«Наполеон, — рассказывает последняя, — ехал впереди с Бурьеном. Он даже не взял с собой дежурного адъютанта на эту прогулку, которой первый консул радовался, как школьник вакациям. Он то скакал галопом вперед, то возвращался и хватал жену за руки, словно мальчуган, бегущий за матерью, который убегает, возвращается, снова убегает и возвращается ее поцеловать, а потом опять удирает».
Внезапно экипаж остановился перед ручьем с довольно крутыми берегами, Жозефина расспрашивает посыльного, тот отвечает, что переезжать вброд здесь рискованно.
— Не поеду в Бютар этой дорогой! — восклицает г-жа Бонапарт. — Скажите первому консулу, что, если он не знает другой дороги, я вернусь в замок.
Коляска круто развернулась, но тут галопом подлетает Бонапарт. Он явно взбешен.
— Что это еще за новые капризы? Поворачивай обратно! — приказывает он кучеру, коснувшись его плеча хлыстом.
Экипаж снова разворачивается и останавливается перед «роковым ручьем».
254