Скоро из куколки появится бабочка.
Роза сумела развить в себе то, что дано креолке от рождения, — восхитительную томность, природное обаяние, ласкающую глаз походку, свойственную девушкам с Карибских островов, гибкое тело, все в ямочках и созревшее теперь для любви. Красота ее становится заметна. Роза научилась — навсегда научилась — подавать себя в выигрышном свете. Зубы у нее вскоре испортятся, поэтому смеется она полураскрытым ртом и так, что смех словно вырывается из горла, что — теперь она это знает — делает ее еще более соблазнительной. Она научилась приправлять любой разговор очаровательными мелочами, несколько легкомысленными, конечно, но так ловко поданными, так мило непринужденными, что женщина, владеющая таким умением вести беседы, этим, осмелюсь так выразиться, светским слогом, обязательно кажется умницей. Каждодневно общаясь с женщинами вроде г-жи Бетизи, г-жи де Мезьер, аббатисы Пантемона, или графини Поластрон, фрейлины Марии Антуанетты, освоившись в этом обществе, которое, смеясь и остря, шло к гильотине, тюрьме или изгнанию, Роза научилась «хорошему тону», понятию, которое немыслимо передать языковыми средствами XX века. Сегодня о ней сказали бы: «Она была умницей», но то значение, которое влагалось в это слово накануне великой бури, тоже исчезло из нашего языка. Виконтессу де Богарне высоко ценили в пансионе для женщин из хороших семей. Ее несчастье сделало ее «интересной». Ее жалели. Она не оставляла собеседниц равнодушными, и общества ее искали.
Тем не менее в сентябре 1785 Роза решает покинуть аббатство с его светскими сборищами и вернуться к маркизу де Богарне и г-же де Реноден, которым пришлось оставить особняк на улице Нев-Сен-Шарль, откуда Александр вывез всю обстановку, и из повелительных соображений экономии перебраться на жительство в Фонтенбло, в дом, расположенный на улице Монморен. Это не помешало Розе оставить за собой за плату в триста ливров небольшую квартирку в Пантемоне.
В том же сентябре, когда будущая Жозефина меняла Париж на Фонтенбло, в Парижской военной школе некий маленький стипендиат короля Людовика XVI занял на выпускных экзаменах сорок второе место из ста тридцати семи и был произведен в младшие лейтенанты.
Ему только что исполнилось шестнадцать и звали его пока что Наполеоном Буонапарте.
В понедельник 3 1 октября он отбыл дилижансом в Лион, чтобы явиться в часть, куда получил назначение, — в полк Ла Фера, расквартированный в Балансе, и остановился на обед в Фонтенбло, где уже одиннадцать дней находилась г-жа де Богарне.
Две судьбы впервые пересеклись.
На следующий день, когда лошади шагом втаскивали дилижанс на какой-то холм, будущий император вылез и, как безумный, забегал и запрыгал по дороге, крича: «Свободен! Свободен!»
Роза в Фонтенбло тоже, без сомнения, была вправе кричать от радости, что она наконец свободна и стала сама себе хозяйкой.
И для того и для другой начиналась жизнь.
Двор имел привычку проводить осенью несколько дней в Фонтенбло. Так было в 17 85, когда разразилось дело об ожерелье[35], затем в 17 86, В 1787 пришло время экономии — монархия обанкротилась и признала это, созвав нотаблей[36]. В этом году король будет охотиться на оленей и кабанов лишь в сопровождении немногих загонщиков. Роза, хотя и носящая титул виконтессы — его у нее не оспаривали, не могла, как мы знаем, притязать на представление ко двору. Поэтому она его и не добивалась. Но в это время Александр, ставший адъютантом герцога де Ларошфуко, принялся интриговать, чтобы добиться чести быть представленным королю. Капитан де Богарне втянул в свою игру герцога де Куаньи, шталмейстера Людовика XVI, кавалера ордена Святого Духа и друга Марии Антуанетты. Несмотря на столь сильных покровителей, некий Бертье, чиновник геральдической службы его величества, 15 марта 17 86 направил Куаньи письмо, которое окончательно оторвет супруга Розы от королевской власти, отказавшей ему в желанной чести.
«Господин герцог,
г-н де Богарне не имеет права на честь быть принятым при дворе, которой добивается. Его семья происходит из старинной буржуазии Орлеана и согласно древнему рукописному генеалогическому древу, хранящемуся в кабинете ордена Святого Духа, носила первоначально фамилию Бови[37], каковую сменила затем на Богарне. Отдельные члены этого семейства были торговцами, эшевенами[38], заместителями бальи[39], членами суда вышеозначенного города, а также советниками парижского парламента. Одна из ветвей этого семейства, известная под именем сеньеров де Ла Бретеш, была приговорена постановлением от 4 апреля 1667 г-на де Машо, интенданта Орлеана, к двум тысячам ливров штрафа за присвоение себе дворянского титула, каковой штраф был снижен до тысячи ливров.
35
Дело
36
37
Здесь, вероятно, ошибка, восходящая к Сен-Симону. Фамилия Богарне встречается в документах города Орлеана начиная с XI века.
38
Эшевеньы — в феодальной Франции члены городского самоуправления, имевшие право суда над горожанами.
39