В обществе знают о ее трудном положении в этом голодном 1795; поэтому, когда она отправляется обедать к кому-нибудь из друзей, скажем, к г-же де Мулен, ей разрешают не приносить с собой хлеб, что было тогда общепринято.
Париж стал гигантским толкучим рынком, и Розе тоже пришлось продавать все, с чем она могла расстаться без особого для себя ущерба. Ее встречают продающей чулки и белье женщинам из своего окружения. Выйдя из тюрьмы, ома была вынуждена, «как все», заняться коммерцией. Быть может, она хранила у себя в спальне бочонки с вином и куски мыла или сахара у себя в гостиной. Быть может, у нее дома имел место диалог вроде того, что мы находим в «Сансёр»[69].
«— Гражданин, — объявляет прачка своему клиенту, — предлагаю вам крупную сделку. У меня есть сто пар башмаков по восемьсот франков. Если вы купите их до вечера, я уступлю их вам по восемьсот десять.
Она приносит башмаки, клиент их осматривает, находит рваными, испачканными, скверными.
— Но эти же башмаки будут впитывать воду, как губка, — возражает он.
— Подумаешь! — парирует прачка. — Это же башмаки не для того, чтобы их носить, а для того, чтобы их толкать. Купив их, вы заработаете тысячу франков; до вечера я помогу вам продать их одному гражданину, который продаст их до ночи в Комедии и тоже заработает тысячу; тот, кто их купит, перепродаст их завтра утром кому-нибудь еще, тот перепродаст их на бирже и так далее.
— А как же последний покупатель?
— Последнего не будет, гражданин, потому что прежде чем башмаки, которые толкают, поднимутся до двух тысяч, башмаки, которые носят, подскочат до трех, так что рук для перепродажи не убудет».
Иногда товар вообще отсутствовал. Да и зачем он был нужен? Он же просто играл роль отмычки, «позволявшей вынуть из чужого бумажника десять тысяч франков».
Ближайшей подругой Розы является ослепительная Терезия, которая вскоре станет женой Тальена.
«Г-жа Тальен, — пишет Роза своей тетке Реноден, — бесконечно прекрасна и добра, она пользуется своим безграничным влиянием лишь для того, чтобы добиваться милостей для несчастных, которые прибегают к ее помощи, и сопровождает свои услуги таким выражением удовлетворенности, что, кажется, она вот-вот начнет вас же благодарить. Ее дружба ко мне изобретательна и нежна; уверяю вас, что мое чувство к ней походит на то, которое я испытываю к вам: это поможет вам представить себе, что я испытываю к г-же Тальен».
— Это Венера Капитолийская[70], — восклицает со своей стороны будущая герцогиня д'Абрантес[71], — только еще более прекрасная, чем творение Фидия.
Слава Терезии бросает отсвет и на ее подругу Розу. Публике известно, какую роль первая сыграла в Бордо, где спасла от гильотины многих аристократов[72]; известно, что благодаря ее знаменитой записке Тальен и свалил «тирана», положив конец террору, и неудержимый прилив всеобщей признательности подступает к ней, к тому, за кого она теперь просто не может не выйти замуж, и к Розе, лучшей подруге четы и крестной ребенка, которого г-жа Тальен произвела на свет, выходя из театра Федо, — девочки по имени Термидор Роза Терезиа, символизирующему чудесный поворот судьбы.
Г-жа Богарне часто бывает в «Хижине», которую чета приобрела на Аллее вдов — нашей авеню Монтень. Тогда это была почти деревня, поэтому дом увенчивает соломенная кровля и дикий виноград неудержимо подползает к резным деревянным балконам. Интерьер являет глазам разительный контраст. Роскошный декор в античном вкусе; вестибюль как в Помпеях, лампы в виде высоких треножников, многоцветные мраморные колонны. Перед постелью, задрапированной желтым испуганным «Фи!» — иными словами зеленовато-желтым, — возвышается изваяние Дианы-купальщицы, похожей на Терезию. Супруги Тальен принимают в «Хижине» новых хозяев Франции, которые в ночь наиглубочайшего страха нашли в себе мужество отчаяния свалить Робеспьера и во главе которых стал Баррас.
Терезия Тальен и Роза вспоминают теперь, что были прежде маркизой де Фонтене и виконтессой де Богарне; поэтому они привлекают в «Хижину» кое-каких женщин из бывшего света, как, например, очаровательную маленькую вакханку Эме де Куаньи[73], г-жу де Сталь[74], ничуть не смущенную разношерстностью окружавшего ее общества, г-жу Пермон, дочь которой станет позже герцогиней д'Абрантес и которая уверяла, будто происходит от Комнинов[75]. До Революции последняя вела широкий образ жизни, благодаря богатству мужа, армейского поставщика; теперь она связала Тальена кое с кем из былых своих знакомых. А девственную и тогда еще совсем молодую г-жу Рекамье[76] привела на Аллею вдов Роза.
Розу любили все — даже женщины. «Всегда ровное расположение духа, — пишет современник, — мягкий характер, благожелательность, светившаяся у нее в глазах и звучавшая не только в словах, но даже в тембре голоса, свойственная креолам известная ленца, которая чувствовалась в каждом ее движении и от которой она не избавлялась, даже торопясь оказать вам услугу, — все это сообщало ей обаяние, уравновешивавшее ослепительную красоту двух ее соперниц — г-жи Тальен и г-жи Рекамье. Впрочем, хотя менее блестящая и свежая, чем они, она тоже была красива, благодаря правильности черт, изящной гибкости стана и кроткому выражению лица», — замечает он.
Конечно, Роза уже утратила блеск былых двадцати лет, но она так умело пользуется косметикой и укладывает свои длинные шелковистые волосы, что еще сильнее, чем раньше, влечет к себе взоры мужчин. Она владеет искусством ходить, садиться, раскидываться на кушетке так, чтобы подчеркнуть свою томную грацию креолки, умеет бросить на того, кого хочет обаять, «неотразимый» взгляд, пропустив его сквозь изогнутые ресницы темно-синих глаз, «от природы, как у лани», поднимающихся к вискам.
«Прекрасная и в радости, и в печали», — рассказывает нам один из ее современников, — она умеет украсить свое тело, некрупное, но «вылепленное с редким совершенством», придать чарующую певучесть голосу, почти скрадывая все «р», как делают креолы и как к тому же теперь модно; кожа у нее матовая, но «столь ослепительных тонов», что Роза в состоянии соперничать с самыми красивыми женщинами своего времени, Да и сама эпоха ей благоприятствует: наступила неизбежная реакция на чрезмерную простоту, которой хотела Революция, — женщины наслаждаются возможностью прихорашиваться.
Однажды Роза предстает гостям Хижины в туалете под «прекрасную фиалку».
На ней были волнистое сверху донизу белое с розовым платье с треном, отделанным черной бахромой, корсажем высотой в шесть пальцев, не прикрытым косынкой, и короткими, черного газа, рукавами; длинные, выше локтя, перчатки орехового цвета, особенно гармонирующего с фиалкой; желтые сафьяновые туфельки, белые с зелеными пятками чулки.
Хотя «веселая вдова» приемлет туники с боковым разрезом, она все же не следует примеру г-жи Тальен, которая, как сообщает ошеломленный очевидец, однажды вечером выставила напоказ груди, словно охваченные бриллиантовым ожерельем: переливающаяся драгоценная цепь окаймляла их искрящимся контуром, этакой огненной рампой, озаряющей проконсульское одеяние хозяйки; при каждом биении сердца цепь то вздымалась, то опускалась, расцвечивая матовую кожу сотнями ярких звездочек. Этот высоко поднятый пояс Венеры, в котором г-жа Тальен бросала вызов Минерве и Юноне, был прозван картушем[77]. Не подражает Роза и своей подруге г-же Амлен, «величайшей озорнице Франции», которая на пари возьмется летним вечером пройти пешком от Люксембургского дворца до Елисейских полей, подставляя солнцу открытую грудь, и выиграет это пари.
«Вот уже две с лишним тысячи лет женщины носят сорочки, — пишет один журналист. — Это так старо, что со скуки помереть можно». И вот сорочки, как чепцы, идут ко всем чертям. К сожалению, мы не на широте Афин, и, «выгуливая галопом свои прелести», «барышни без сорочек» становятся жертвами насморков и бронхитов.
69
70
71
72
Терезия Кабаррюс, тогда еще маркиза де Фонтене, была арестована в Бордо, где комиссар Конвента Тальен истреблял последние остатки жирондистов (Бордо был главной опорой этой партии). Тальен влюбился в Терезию, заставил ее против воли сойтись с ним, но сам подпал под ее влияние и был отозван по обвинению в «модерантизме» («умеренности»).
73
74
76
77