Таким образом удавалось не сводить лицом к лицу — по крайней мере, в данный момент — двух главных действующих лиц государственного переворота.
Бонапарт решил переманить на свою сторону Бернадота. За сближение их взялись Жозефина, Дезире, бывшая невеста ее мужа, и Полина. Г-жа Бонапарт приглашает Бернадота на улицу Победы.
— Необходимо сменить правительство, — несколько чересчур поспешно объявляет Бонапарт.
— Сменить его невозможно, — отвечает Бернадот.
После ухода мужа Дезире Бонапарт устремляется в кабинет, где работает Бурьен. С трудом сдерживаясь, он восклицает:
— Вы понимаете Бернадота? Вы только что проехали со мной через всю Францию, вы видели, какой подъем вызвало мое возвращение: вы сами мне сказали, что видите в этом энтузиазме желание всех французов выйти из катастрофического тупика, куда нас завели наши неудачи. А Бернадот, карикатурно все преувеличивая, нахваливает блестящее и победоносное положение Франции! Он говорил, что русские разбиты, Генуя занята, что по всей стране формируются бесчисленные армии. И еще невесть что — враги внешние, враги внутренние; при последних словах он уставился на меня, да и у меня самого взгляд выразил лишнее… Но терпение: груша скоро поспеет! Вы знаете Жозефину, ее изящество, ее ловкость; она была с нами в гостиной. Испытующий взгляд Бернадота не ускользнул от нее, она перевела разговор на другую тему. Бернадот увидел по моему поведению, что с меня довольно, и ушел. Ладно, работайте; я возвращаюсь к Жозефине.
Однако спустя несколько дней муж Дезире возвращается на улицу Победы. Бонапарт принимает его в присутствии жены, падчерицы и секретаря. Разговор опять не клеится.
— Да, генерал, — почти кричит Бонапарт, — да, я предпочту жить в лесу, нежели в обществе, где никто не чувствует себя в безопасности.
— Ох, Боже мой, да какой безопасности вам еще надо! — отвечает Бернадот.
Жозефина опять вмешивается и отводит разговор от опасной темы.
На деньги, привезенные из Италии, Жозеф приобрел поместье Мортефонтен. Бонапарт с Жозефиной собираются провести там два дня — 2 9 и 30 октября. Накануне они отправляются во Французский театр. После спектакля они сталкиваются с Бернадотом.
— Не зная, ей-Богу, что ему сказать в первую минуту, — признается Бонапарт Бурьену, — я спросил, примет ли он участие в завтрашней прогулке. Он ответил утвердительно; тогда — мы как раз проезжали мимо его дома на Цизальпинской улице — я без обиняков попросил его угостить меня чашкой кофе и добавил, что буду счастлив провести с ним несколько минут. Мне показалось, что он доволен этим.
На другой день в Мортефонтене Жозефина и Дезире болтают с Жюли, — заговор организуется на семейных началах, — а Бонапарт делает Бернадоту новые авансы. Он опять разглагольствует о бедах, от которых страждет Республика, но Бернадот, глядя генералу в глаза, сухо отвечает:
— Я не разочаровался в Республике и убежден, что она сумеет противостоять как внутренним, так и внешним врагам.
Жозефина права, опасаясь реакции Бернадота. Говоря о муже, она признается Бурьену:
— Вы знаете, что ваш друг не всегда достаточно сдержан; боюсь, что он слишком много сказал Бернадоту о необходимости изменений в правительстве.
Действительно, бывший сержант Дамская ножка, сочтя, что Директория в опасности, предупредил Барраса. Поэтому Жозефина побуждает мужа нанести визит ее бывшему любовнику и попробовать втянуть его в игру.
Баррас, несомненно по просьбе Жозефины, пригласил Бонапарта отобедать у него в узком кругу. После обеда он отводит генерала в сторону и объявляет:
— Республика гибнет, все идет вкривь и вкось, правительство бессильно, нужны изменения, нужно сделать президентом Республики Эдувиля.
Эдувиль! Бывший начальник штаба у Гоша, бывший губернатор Сан-Доминго, как командующий Западной армией, он замирил Вандею, но он личность не того масштаба, который нужен для спасения Франции. Кроме того, Бонапарт ожидал, что с чувственных губ Барраса слетит имя его, Наполеона, а не фамилия какого-то Эдувиля, которого он сделает позже дипломатом и камергером.
Эдувиль!
Баррас до сих пор видит в Бонапарте своего протеже, которому он помог вдеть ногу в стремя. Для него муж Жозефины все еще остается маленьким генералом в стоптанных сапогах и без должности, которого одним вандемьерским вечером он вытащил с улицы де ла Юшетт. Человеком, которому он отдал за ненадобностью свою любовницу. Этот плохо причесанный солдафон, думает Баррас, обязан ему всеми своими успехами в Италии. И директор продолжает, не замечая ледяного взгляда, устремленного на него собеседником:
— Что до вас, генерал, вы намерены отбыть в армию, а я, больной и утративший популярность, годен лишь на одно — вернуться в частную жизнь.
— Ах, дуралей, дуралей! — якобы воскликнул Реаль[192], говоря о Баррасе, когда Наполеон при Жозефине, Талейране, Фуше и Редерере описал ему эту сцену.
Фуше и Реаль, подталкиваемые Жозефиной, отправляются в Люксембургский дворец и разъясняют Баррасу его ошибку. Поэтому на другой же день, в восемь утра, Баррас отправляется на улицу Победы. Бонапарт с Жозефиной еще в постели. Директор вламывается к нему, и генерал немедленно принимает его. Извинения, которые лепечет Баррас — его плохо поняли, и, конечно, если у его друга есть какой-нибудь проект, он может рассчитывать на него, Барраса, — ни к чему не приводят. Бонапарт настороже и разыгрывает перед директором комедию — он ему друг, но он устал и мечтает лишь об отдыхе. И Баррас покидает улицу Победы, убежденный в благих намерениях Бонапарта.
Решение будущего консула принято — и твердо. Еще накануне он повидал Сийеса и с места в карьер предложил ему свое содействие.
— Гражданин, — сказал он ему, — у нас нет конституции, по крайней мере такой, какая нам нужна. Вашему гению надлежит дать нам ее. С самого своего приезда я открыл вам свои чувства. Наступил момент действовать. Приняты ли вами необходимые меры?
Сийес начинает излагать ему результаты своих бдений. Бонапарт перебивает:
— Я все это знаю, мой брат мне рассказывал, но, надеюсь, вы не собираетесь предложить Франции новую конституцию прямо в готовом виде без предварительного постатейного и тщательного обсуждения. Это дело не одной минуты, а мы не можем терять время. Займитесь созданием временного правительства. Я полагаю, что состав его должен быть ограничен тремя человеками, и, поскольку это считают необходимым, согласен быть одним из них вместе с вами и вашим коллегой Роже Дюко.
По замыслу Сийеса роль Бонапарта должна была свестись к командованию войсками. Поэтому сейчас аббат требовал себе первое место. Он сделал гримасу, а когда Бонапарт ушел, признался Жозефу:
— Генералу кажется, что он здесь в своей стихии, как на поле боя. Придется согласиться с его мнением: если он уйдет в сторону, все погибло, а его согласие участвовать во временном консульстве обеспечит нам успех.
В ожидании этого успеха Жозефина каждый день устраивает приемы. Все, кого надо привлечь на свою сторону или упросить закрыть на вещи глаза, а также те, кто будут главными действующими лицами государственного переворота, один за другим появляются на улице Шантрен, острят, выпивают чашку чая, слушают, как Талейран лениво бросает меткое словечко, а Реаль с его тигриной физиономией хохочет во весь рот. Однажды вечером становится известно, что в предвидение великого дня Сийес начал брать уроки верховой езды, и шутки сыплются градом…
Бонапарт, прислонясь к камину, объявляет:
— Умышлять на правительство было бы святотатством.
Между приглашенными в помпейской гостиной и в маленькой комнате в форме ротонды порхают женщины — Каролина Бонапарт, Полетта Леклерк и Гортензия.
Слышно, как Жозеф бросает Ожеро:
192