Ей дарят великолепную «Фитографическую энциклопедию», другими словами, трактат о флоре старой Лотарингии, и не менее захватывающее «Нравственное описание департамента Мёрт». Но раздаются барабанная дробь и колокольный звон: наступает час иллюминации и представления «Узника» в опере. Когда Жозефина входит в зал, занавес взвивается. На сцене высится триумфальная арка, которую она, может быть, уже видела в предместье Конституции и на которой пылают две стихотворные строки:
Затем, после новых продекламированных и пропетых приветствий, в небо взлетают фейерверк и «римские свечи», а Жозефина, отказавшись поехать на бал, отходит ко сну. В четыре сорок пять утра она вновь пускается в дорогу, в восемь часов минует Вуа, в час дня — Бар-ле-Дюк (тогда Бар-сюр-Орнен) и ночует в Шалоне. 30-го, вечером, она возвращается в Мальмезон, выслушав в Бонди неизбежную речь префекта Сены.
Незамедлительно она сталкивается с интригами клана. «Придворный угодник Мюрат и его жена, — рассказывает она Евгению, — ничего не упустили, чтобы, пока меня не было, добиться еще больших милостей от императора; они не правы: даже находясь на месте, я ничем им не мешаю. Прошлой зимой они получили достаточно веское тому подтверждение». Мюрат действительно стал принцем и великим адмиралом. «Впрочем, — продолжает Жозефина, — они ведут себя очень умело, поскольку добиваются от императора всего, хотя в конце концов он оценит их по достоинству. Мюрат назначен наконец на командную должность. Говорят, куда-то на берег Рейна. У жены его, которая приехала из Булони и сегодня утром нанесла мне визит, был, как мне показалось, торжествующий вид: она добилась от императора всего, чего домогалась. К тому же, милый Евгений, я считаю, что мне они больше не могут быть опасны. Единственное, что меня еще беспокоит, это их интриги против моих детей в случае, если, на наше несчастье, мы потеряем императора».
К этому письму Жозефина добавила: «Объявление войны Австрии, похоже, дело решенное. Император начал стягивать в Эльзас 150 000 человек, сам он там будет в конце месяца, и помещения для обоих наших дворов уже приготовлены».
Примчавшийся из Булони Наполеон подтверждает новость. Кампания начинается, и Великая армия, стоявшая фронтом к Англии, готовится покинуть берега Ла-Манша, пересечь Францию и «пятью потоками» хлынуть в Германию.
Однажды ночью Наполеон до четырех утра работает с Талейраном. «В глубокой задумчивости, с подсвечником в руке», — так опишет он эту сцену позже, — он собирался уже лечь в постель, когда его с «обезумевшими глазами» перехватила Жозефина. Она бросилась к мужу и почти беззвучно спросила:
— Она хоть хорошенькая?
— Раз вы так все воспринимаете, сударыня, спите у себя, а я пойду в свою спальню, — ответил он, поворачиваясь к ней спиной.
Вероятно, из-за этой сцены и в противоположность тому, что Жозефина сообщала Евгению, отъезд ее в Эльзас все еще под вопросом. Жозефина делает все, чтобы добиться от мужа позволения обосноваться в Страсбурге на всю будущую кампанию. Благодаря этому она прежде всего ускользнет от ненавидящего ее клана и от мерзкой слежки со стороны Жозефа и Луи; во-вторых, вдвое сократит расстояние между собой и императором. А это значит — по крайней мере, она так полагает, — Наполеон вызовет ее к себе, как только разгромит противника, потому что для нее победа заранее предрешена.
Наполеон уступает. Он соглашается даже на то, чтобы жена ехала с ним и, по его обычаю, мчалась «день и ночь». Дамы — г-жи де Сегюр, де Талуэ, де Канизи, де Тюренн и де Лавалет — нагонят ее, когда смогут. Что до г-ж Ней, де Лористон и Ланн, те прибудут в Страсбург несколько позднее.
Выехав 24 сентября, между четырьмя и пятью утра, императорская чета достигает Страсбурга 26-го, в пять вечера. Пятьдесят восемь часов в дороге, без передышки! Жозефина знакомится с находящимся по соседству с собором восхитительным епископским дворцом, который одним из своих фасадов выходит на реку Иль; этот бывший дворец кардинала Колье[43], перестроенный в середине XVIII века, неоднократно будет служить ей резиденцией. Здесь она как бы встретится с тенью Марии Антуанетты, проведшей во дворце первую ночь после своего появления во Франции. Архитектор Фонтен на отпущенные ему кредиты в 60 000 франков привел в порядок покои дворца, выселив оттуда отделы муниципальной администрации, архивы и даже арестантов, размещавшихся там после покупки городом Страсбургом этого здания, проданного в 1 7 91 как национальное имущество. Обстановка, доставленная из Страсбурга, Нанси и Люневиля, посуда, стекло, серебро, белье, кухонная утварь, привезенные из Парижа, — все уже было готово к приезду государей. Жозефине предоставили на втором этаже апартаменты из четырнадцати комнат окнами во двор, который образует как бы третий, глядящий на реку этаж. Парадные апартаменты из семи гостиных находились на первом этаже, выходящем во двор, и на втором, выходящем на террасу, откуда открывается вид на Иль.
43