Она следила за тем, как реагирует на известия Каролина, и, когда находила, что ее родственница волнуется меньше, чем она сама, сердилась на нее за это. «Когда я видела, что она печальна и расстроена, она становилась мне дорога, и я прощала ей мучительные минуты, которые часто переживала по ее вине».
Г-жа де Суза была на седьмом небе. Разве сыну ее не покровительствует и сестра, и невестка императора? Она плохо знала Наполеона, который не любил, когда женщины его семейного клана дурно себя вели, и которого раздражали подвиги юного «распутника».
— Но в нем столько обаяния и ума, — вступилась за повесу Жозефина.
— Ума? — воскликнул Наполеон. — У кого его нет? Он хорошо поет? Вот уж достоинство в солдате, у которого в силу его ремесла почти всегда хриплый голос! Эх, да он просто смазливый парень, вот это и трогает вас, женщин. А вот я в нем ничего особенного не нахожу.
И Наполеон устроил так, чтобы красавец-адъютант находился подальше от Парижа. В эту эпоху, когда большая часть Европы представляла собой французские департаменты или вассальные государства, это было нетрудно.
Но наступает событие, которое перевернет всю жизнь Гортензии. Ее делают королевой.
«Назначение» Луи и Гортензии на голландский трон ускоряет ход вещей. Луи на верху счастья, зато Гортензию новость погружает в печаль. Жозефина слышит, как дочь вздыхает:
— Я хотела б быть королевой Голландской в Париже.
Вся в слезах, Гортензия умоляет Наполеона не «навязывать» ей трон.
— Это же лестное отличие! — возмущается император. — Постарайтесь выказать чувства, достойные такого возвышения.
— Ах, государь, — восклицает Гортензия, — ваши советы напрасны; мои чувства всегда останутся мещанскими, если так можно назвать привязанность к своей стране, друзьям, семье.
Но Наполеон только посмеивается. И в письме к брату Гортензия изливает свое безмерное горе:
«Стоит мне подумать об этом, как на глаза навертываются слезы. Сколько женщин были бы рады стать королевой! Почему не отдать им это счастье, которое сделает меня такой несчастной? Я все еще надеюсь, но император держится за свой замысел: для него важнее всего политика. Боже мой, мне кажется, я умру от горя!»
Это «королевство-префектура» нисколько не ослепило Жозефину. Она уже пресытилась всем этим, Значение для нее имеет лишь одно: она уже живет вдали от Евгения, а теперь и дочь будет жить в разлуке с ней.
«Мама ведет себя безрассудно, а я, самая несчастная из всех, должна еще всех утешать», — пишет Гортензия брату.
Это напоминает остроту Талейрана, услышавшего, как сетует Дезире Клари, тоже не по своей воле ставшая королевой:
— Всякое царствование кончается так плохо!
— Несомненно, государыня, но с него так приятно начинать.
После отъезда Гортензии в Гаагу Жозефине, как она пишет сыну, «понадобилось время, чтобы прийти в себя». Она чувствует себя «слишком взволнованной и слишком больной» и редко дает о себе знать Евгению. Ее душевное состояние еще более ухудшается, когда она узнает, что готовится новая двойная кампания — сперва против Пруссии, затем против России, кампания, которая в будущем году приведет императора в Тильзит[61] славной и кровавой дорогой через Иену, Потсдам, Варшаву, Эйлау и Фридланд.
В среду 24 сентября 1806 Наполеон получает в Сен-Клу письмо от Бертье, сообщающего, «что пруссаки не скрывают больше своего намерения» объявить войну. Их войска, которые завтра станут вражескими, уже приближаются к аванпостам Великой армии.
Император решает, хотя и не без внутреннего сопротивления, в ту же ночь отбыть в Майнц, не взяв с собой Жозефину. Но императрица узнает об этом около четырех часов утра и, рассказывает Констан, «спрыгивает с постели, накидывает на себя что попало под руку и в ночных туфлях, без чулок выбегает из спальни. Плача, как девочка, выпроваживаемая в пансион, она несется через покои, скатывается по лестнице и бросается в объятия императора, когда тот уже собирается сесть в карету».
Приходится взять ее с собой.
Она тем более счастлива, что ее шталмейстер, тридцатичетырехлетний красавец Сижисмон Фредерик Веркгейм тоже едет. Император берет его с собой на войну. А Жозефина питает нежную склонность к своему прекрасному конюшему, голубоглазому блондину с цветом лица, как у юной эльзаски, хотя эта склонность не продвинулась дальше первых станций на «Карте Страны Нежности»[62].
62