Но Фуше не дремлет и 29 января вручает императору очередное донесение: «Жена художника Изабе предает гласности подробности личной жизни императрицы; она утверждает, что ее величество постоянно плачет; что она догадывается о причине ее недавнего недомогания, которая повергла ее в глубокую тоску; что императрица ожидает развода, но не осмеливается в этом признаться; что м-ль Таше — единственное доверенное лицо, которому ее величество изливает теперь душу. Сегодня о разводе мало говорят, но о нем думают с тех пор, как все уверились, что у императрицы не может быть больше детей».
Мюрат тоже продолжает усиленно «обрабатывать» своего шурина-императора. Он объединяет усилия с Фуше и с Талейраном. Несчастной женщине это известно, и 10 февраля 1808 она пишет сыну:
«Ты без труда догадаешься, что у меня довольно причин для горя, и они все прибавляются; слухи, ходившие во время отсутствия императора, не прекратились с его возвращением, и переносят их теперь особенно рьяно. К тому же их авторы не понесли наказания. Напротив, было замечено, что те, кто пытался их опровергнуть, встречают более холодный прием. В остальном полагаюсь на Провидение и волю императора; моя единственная защита — мое поведение, которое я стараюсь сделать безупречным. Я больше не выезжаю, у меня нет никаких развлечений, и я веду жизнь, которой все удивляются — как я могу принудить себя к ней, хотя привыкла к большей независимости и общению со многими людьми; я же утешаюсь мыслью о том, что тем самым подчиняюсь желанию императора. Я вижу, что влияние мое падает день ото дня, в то время как другие все больше входят в доверие. В фаворе теперь Мюрат и его супруга-принцесса, гг. Талейран и Бертье. Ты знаешь, что он станет твоим родственником: он женится на Елизавете, дочери герцогини Баварской; предложение было сделано и принято вчера.
Каким несчастным делает трон, милый Евгений! Я хоть завтра же без сожаления отреклась бы от него за себя и за всех своих. Для меня важно только сердце императора. Если мне суждено его потерять, об остальном я почти не пожалею: лишь он — мое честолюбие, лишь им полно мое сердце. Я знаю, что при такой искренности успеха не добиваются и что, если бы я могла, как многие другие, стать хитрой, мне было бы гораздо лучше, но я предпочитаю не насиловать свой характер. Так, по крайней мере, я не перестану уважать себя.
А ты, сынок, всегда оставайся таким, каким был, продолжай стараться быть достойным дружбы императора, а в остальном будь что будет. Пока ты счастлив и я уверена в твоей привязанности, мне грех жаловаться на судьбу».
В конце зимы между супругами произошла еще одна ссора. По словам русского посла графа Толстого[72], Наполеон в порыве гнева якобы заявил жене, «что она в конце концов вынудит его усыновить всех ее ублюдков». По мнению дипломата, Жозефина «мгновенно» воспользовалась бы этим, но к заявлению, сделанному под влиянием гнева, император больше не возвращался.
В один из январских дней 1819 на Святой Елене Наполеон рассказал обер-гофмаршалу Бертрану, что, напротив, сама Жозефина приходила к нему с предложением «сделать ребенка какой-нибудь барышне и выдать младенца за своего. Когда она высказала мне это, — закончил император, — я решительно осудил ее план и без труда переубедил ее».
Как бы там ни было, факт бесспорен: Наполеон не перестает думать о том, что представляется ему все более и более неизбежным. 1 апреля, увидев входящую Гортензию, которой в том же месяце предстояло родить будущего Наполеона III, он вздохнул:
— Я завидую, видя вас в таком состоянии. Как я любил бы вашу мать, окажись она в подобном положении!
«В моем положении…»
2 апреля 1808 Наполеон в сопровождении тридцати шести экипажей покинул Сен-Клу под предлогом инспекционной поездки по департаментам Юга. На самом деле он собирался в Байонну, где вскоре должна была разыграться тошнотворная комедия с испанской западней[73], которая приведет к первой трещине в здании Империи. Невзирая на жалобы Жозефины, он сперва не пожелал взять ее с собой, но, поскольку он должен был выманить на границу испанское королевское семейство, ему была необходима хозяйка дома.
«Не знаю, где поместить всю эту публику», — написал он жене. Поэтому императрица, которой предстояло помочь властелину принять «всю эту публику», была вызвана к нему в замок Маррак у ворот Байонны, «маленький загородный домишко», по выражению Наполеона, купившего его у г-на Марфруа.
72
73