Наступает черед чулок — естественно, новых и таких, что держатся на ноге сами по себе, без подвязок. В ящиках шкафов их — белых или розовых — хранится 158 пар. Жозефина трижды в день меняет сорочку, а вот панталон не носит. Их у нее всего двое — для верховой езды, но после коронации она больше не ездит верхом. После чулок корсет и нижняя юбка — этого просто не счесть.
А теперь выбор платья.
Платья, которое она, может быть, наденет всего однажды. Ей приносят их сразу много, в просторных картонках. В январе 1809 у нее 67 6 платьев из плотных тканей, не считая 202 из батиста и муслина. Преобладает белый цвет, но немало и бархатных — «нежно-зеленых», амарантовых, алых, голубых рубчатых, многоцветных, простроченных канителью атласных, «рубчатых в полоску с цветочками — типа кашемира», настоящих кашемировых всевозможных рисунков (их насчитывается 33), кружевных отечественного или английского плетения, казацких и польских нарядов, темно-зеленых бархатных рединготов, белых атласных с собольей оторочкой.
При Жозефине, г-же де Ларошфуко, казначее личной шкатулки императрицы г-на Балуэ и хранительнице уборов кормится целый сонм шляпниц, кружевниц, прачек тонкого белья, прачек постельного белья, парфюмеров, чулочниц, красильщиков-пятновыводителей, сапожников, корсетниц, портних, штопальщиц и вышивальщиц, людей, которые предлагают новые товары, незаказанные книги, шлют счета, требуют денег, дают скидку и снова требуют денег.
Два раза в год Жозефина поднимается туда, где хранится то, что она именует «своими уборами». Она устраивает смотр «своим сокровищам» и раздает своим женщинам списанные ею предметы туалета — многие из них даже не побывали в употреблении. В 1809 из 676 платьев, числящихся в перечне, она списывает таким образом 441. Как-то раз м-ль д'Аврийон получает новенький капор «из черных блонд, украшенных прелестными цветами». Увидев свою горничную в этом новом головном уборе, Жозефина интересуется, где та его купила. М-ль д’Аврийон со смехом объясняет, как ей досталась эта вещь.
— Он сшит мадемуазель Герен.
— Он кажется мне очаровательным. Вызовите мадемуазель Герен — пусть посмотрит его на вашей головке и сошьет мне точно такой же.
Будет ли она его носить? Кто знает…
Хотите посмотреть, как она выбирает себе капор?
Заглянем в спальню Жозефины вместе с м-ль Депо, вызванной к императрице.
— Мой кружевной капор? — вот первый вопрос, заданный Жозефиной.
— Я принесла полдюжины, чтобы вашему величеству было из чего выбирать, — отвечает торговка.
— Я не просила столько, мне нужен был всего один, я так и сказала вчера; вы беспримерно не обязательны; унесите эти картонки и дайте мне мой капор.
«Слегка уязвленная» г-жа Депо вытаскивает из одной картонки «кружевной капор», который окружающие императрицу дамы находят «вычурным и экстравагантным по форме». Не успевает Жозефина его надеть, как раздается дружный хохот.
— Отвратительно! — тут же вспыхивает императрица — ей не до смеха. — Я выгляжу в нем как дура.
Одна из дам, г-жа Сент-Илер, сжалившись над м-ль Депо, осторожно вмешивается:
— Быть может, капор был плохо надет?
— Вы полагаете, госпожа Сент-Илер?
Жозефина уже расстроена тем, что огорчила — и не только м-ль Депо, но и ту даму, что рекомендовала ей модистку.
— Посмотрим… я ведь едва успела его примерить.
Императрица с улыбкой вторично примеряет капор, «чуточку оттягивает его на затылок, слегка надвигает на лоб».
— По-моему, он совсем недурен! — восклицает она. — Он мне идет… Сидит как влитый.
При этих словах все начинают уверять, что капор совсем недурен, что он ей идет, сидит «как влитый».
Все радуются, а Жозефина объявляет, что весь день будет носить пресловутый «кружевной капор».
А обувь?
Императрица вечно мучается — какую выбрать. На один только 1809 год она заказала 524 пары, и у нее еще остается 265 с прошлого года, которых она не надевала и, конечно, никогда не наденет.
Теперь черед волос.
Со шпагой на боку появляется Эрбо, если только он не уступает место удивительному парикмахеру — законодателю мод Дюплану, который со времен Директории остается самым авторитетным специалистом, изобретателем восхитительных причесок — с розами, жасмином, маргаритками — или в форме «медвежьих ушей», или «покаянных серег». Для вечерних выходов он искусно вплетает в волосы жемчуг и бриллианты.