20 марта Жозефина принимает в Елисейском дворце свою кроткую невестку, за которой Евгений съездил в Италию: она должна присутствовать при бракосочетании императора. Проходит 27 марта, вторник, а Жозефина все не уезжает. Вечером этого дня Наполеон мчится навстречу новой супруге и, отступая от намеченной программы, везет ее в Компьень. Это уже не свадьба, а похищение. В тот же вечер, не дожидаясь церковной церемонии, она становится его женой, а утром, удовлетворенный и разнеженный, он скажет одному из адъютантов:
— Женитесь на немке, мой друг. Это самые лучшие женщины на свете — кротки, добры, наивны и свежи, как розы.
Лишь в этот день, среду 28-го, когда уже наступает ночь, которую Наполеон вновь проведет с Марией Луизой, Жозефина решается сесть в карету. Теперь, когда около императора ее заменила другая женщина, она действительно стала ничем. Отныне при слове «императрица» каждый имеет в виду Марию Луизу. Сама г-жа де Ремюза, муж которой находится в Компьене, иногда будет называть Жозефину «бывшей».
Отбывая в Наваррский замок, изгнанница должна была бы рыдать, и тем не менее она спокойней, чем раньше. По ее просьбе император назначил трех камергеров, которые будут сопровождать ее в новое убежище — гг. де Тюрпена, де Вьей-Кастели и Луи де Монтолона. Почему Тюрпен назван первым, хотя он еще даже не женат?
Потому что с недавних пор он любовник-утешитель Жозефины.
Граф де Тюрпен-Криссе с большим изяществом носит средневековое имя Ланселот, весьма подобающее молодому вертопраху. Этот сынок маркиза де Криссе очарователен, он талантливый рисовальщик и акварелист. Главное, ему двадцать семь, и он обворожителен. Андре Гавоти, от которого у постели Жозефины нет решительно никаких тайн, описывает его нам в ту пору, когда этот бездельник нашел таки себе дело, поставив на императорскую карту: «Шатен с буйной ниспадающей на лоб и виски шевелюрой, большие смеющиеся глаза под бровями красивого рисунка, прямой нос, крупный безусый рот, удлиненное овальное лицо и круглый подбородок с ямочкой посредине придают ему располагающий, симпатичный вид, облик живущего на свежем воздухе, а не в душной мастерской сельского дворянина, который не воротит нос от жареной куропатки».
Не воротит он нос и от Жозефины. По рекомендации Гортензии бывшая императрица купила у него три картины, написанные им во время путешествия в Италию. Ей на двадцать лет больше, чем ему, и ее довольно скоро потянуло к этому «вертопраху», восхищенно взиравшему на нее. Любовь — безотказный эликсир молодости, и когда в мае кузен Жозефины Морис Таше увидит ее в Наваррском замке рядом с юными и хорошенькими Стефани д'Аренберг и Стефанией Баденской, он воскликнет:
— Ее можно принять за старшую сестру Граций!
К тому же времени относится ее словесный портрет у Боссе[135]. «Невозможно представить себе большее изящество манер и осанки, — пишет он. — Колдовские глаза, обворожительная улыбка, черты и голос источали нежность; благородный гибкий стан был само совершенство; туалет свидетельствовал об изысканном вкусе и элегантности в лучшем смысле слова и придавал ей не по летам молодой вид».
Вид у нее, в самом деле, не по летам молодой. Через несколько дней после развода ей даже предлагал руку и сердце Фридрих Людвиг Мекленбург-Шверинский — также извлеченный из забвения стараниями Андре Гавоти, — чье герцогство входило в Рейнский Союз. Он был моложе императрицы на пятнадцать лет, но тем не менее влюблен в нее с 1807. В том году императрица снизошла до того, что тайно побывала с ним в «Водевиле». Император призвал жену к порядку и, если верить г-же де Ремюза, даже выбранил ее, «не желая быть мишенью для шуток». Талейран, получив от императора полную свободу действий, посоветовал тогда молодому герцогу уехать и заняться своим герцогством. Но теперь, узнав, что Жозефина свободна, Фридрих Людвиг повторил свое предложение… и получил отказ. Экс-императрица и помыслить не могла о том, чтобы, по меткому выражению Андре Гавоти, променять свой развод на Мекленбург-Шверин.