«Если император спросит обо мне, — пишет она еще Гортензии, — ответь, что единственное мое занятие — думать о нем». Но думает Жозефина не столько о Наполеоне, сколько о Париже и Сен-Клу, где непрерывной чередой идут свадебные торжества. Император поражает всех «торжествующим видом».
Лицо его «сияет от счастья и радости». В тот же вторник, 3 апреля, когда Жозефина пишет дочери: «Я веду сельскую жизнь», Наполеон и восседающая рядом с ним на троне Жозефины Мария Луиза принимают весь двор и государственные корпорации. Куда уж этим господам думать сейчас о «Другой»!
Единственное ее развлечение — наезжающие из Парижа торговцы. Благодаря им она может по-прежнему каждый день иметь новое платье. Деятельность ее, в которой ей помогает местный епископ, «человек любезный, веселый и весьма образованный», сводится к раздаче милостыни, учреждению новых стипендий в семинарии и определению девушек в монастырь. Но как унылы вечера! К счастью, у нее остается Ланселот — «нежный, приятный, общительный», — говорит Лора д'Абрантес, обычно довольно суровая к своим современникам. Но Жозефине хотелось бы остаться одной или — все относительно! — почти одной, то есть с ним. Мечта ее — отправиться на воды с самой ограниченной свитой из нескольких близких людей. А пока что надо терпеть сырой и неудобный «Чан», глотать обиды, вроде нового герба, который ей прислал геральдический совет при хранителе печати. Разумеется, в гербе имеются золотой орел и серебряные звезды, но в нем фигурируют также бескрылые птицы и столбы Таше и Богарне. Это явно герцогский герб. На этот счет не может быть ошибки. В самом деле, щит у герба четверочастный, тогда как у императорской фамилии он всегда сплошной.
А Гортензия?
Почему она не переезжает к матери? Как только состоялся развод Наполеона, возбужденный Людовик, как мы уже видели, примчался в Париж. Коль скоро его брат развелся с «этой Богарне», нельзя ли ему, Людовику, тоже избавиться от своей? Он уже написал Наполеону: «Государь, умоляю ваше величество дать согласие на расторжение моего брака с королевой. Я готов уступить ей особняк, где она живет, и пятьсот тысяч франков из моего цивильного листа. Прошу, чтобы вы в справедливости своей дозволили мне оставить при себе моего старшего сына, тогда как младший останется с матерью».
Такая череда разводов в семействе Бонапартов наверняка вызвала бы улыбки, поэтому император первым делом приказал Камбасересу официально созвать семейный совет. Затем, чтобы сбить с брата спесь, он послал ему всемилостивую записку, в которой упрекал Голландию в нарушении франко-нидерландского договора и восстановлении сношений с Англией. «Не скрою, — прибавлял Наполеон, — что в мои намерения входит присоединить Голландию к Франции, что освободит меня от вечных оскорблений, на которые постоянно обрекают меня заправилы вашего кабинета. В самом деле, устья Рейна и Мааса должны принадлежать мне. Наша граница — это тальвег Рейна — вот принцип, который рассматривается Францией как основополагающий. У меня к Голландии достаточно претензий для того, чтобы объявить ей войну. Однако я охотно пойду на соглашение, которое обеспечит мне границу по Рейну».
Людовик, «подготовленный» таким образом, испугался, что брат отберет у него королевство, сбавил тон и согласился на нечто вроде совместного проживания с Гортензией. Дочь Жозефины, уже ликовавшая при мысли, что отделается от мужа, была совершенно уничтожена решением своего мучителя.
— Я давно хочу поговорить с вами, сударыня, — сказал ей Людовик. — Император не соблаговолил согласиться на развод, который в равной степени желателен нам обоим. Следовательно, вы не можете быть свободны и независимы от супруга.
— Вы думаете, от этого наш брак станет счастливей?
— Я знаю, это невозможно, И не прошу этого, но вы — королева Голландии, где вам и придется жить, иного я не потерплю.
— Для чего я вам там нужна? — опять возразила Гортензия. — Если вы боитесь, что я найду себе приют при дворе императора, то я не собираюсь там оставаться. Моя мать ушла на покой. Я поселюсь у нее. Я не могу сделать вас счастливым, так дайте же мне дожить жизнь спокойно, не думайте больше обо мне, считайте, что я мертва.