Частенько она любуется и позволяет любоваться другим ее камнями, минералогическими кабинетами, коллекцией античных вещей, драгоценными вазами и прежде всего картинами. У нее сто десять полотен великих мастеров, в том числе Альбано, Корреджо, Рафаэля, Леонардо да Винчи, Веронезе, Дюрера, Рембрандта, Тенирса, ван Дейка, Гольбейна, Рейсдала, Мурильо. Кстати, по смерти Жозефины этот ансамбль был оценен всего в 27 850 франков. Говоря точнее — недооценен.
Император с Марией Луизой в Бельгии, поэтому визитеры, преимущественно обитатели предместья Сен-Жермен, стекаются в Мальмезон целыми толпами. За завтраком редко бывает меньше дюжины приглашенных, за обедом — вдвое больше. К тому же здесь едят уже не бегом, как раньше. Яствами наслаждаются, смакуют бисквиты с мороженым — изобретение шеф-повара итальянца Руччези. По вечерам за трапезой четыре метрдотеля, кравчие, камер-лакеи, баскский скороход, скороход негр и один лакей на каждого приглашенного разыгрывают вокруг гостей балет, как в Тюильри. После обеда слушают концерт, где поет знаменитый Гара[143]. Жозефина показывает друзьям письмо от Наполеона: «Очень хочу тебя видеть, надеюсь быть в Сен-Клу 30 этого месяца. Чувствую себя превосходно. Мне недостает одного — уверенности, что ты довольна и здорова. Сообщи мне имя, под каким будешь фигурировать в дороге. Не думай даже сомневаться в искренности моих чувств к тебе: они просуществуют столько же, сколько я сам. Усомнившись в них, ты была бы несправедлива».
Навестит ее император только 13 июня. «Вчера у меня был счастливый день, — напишет Жозефина Гортензии. — Его приезд осчастливил меня, хотя и пробудил во мне прежнее горе… Это такое волнение, которое хочется испытывать почаще. Все время он не отходил от меня, у меня же хватило духу сдержать слезы, готовые хлынуть каждую минуту, но, когда он уехал, я почувствовала себя очень несчастной. Он, как обычно, был со мной добр и любезен и, надеюсь, прочел в моем сердце всю ту нежность и преданность, какими я проникнута к нему».
Император расцеловал внука Жозефины, младшего сына Людовика и Гортензии, гостившего у экс-императрицы. Они поговорили о королеве. Три месяца, проведенные в нидерландском некрополе, были ужасны для дочери Жозефины. «Одиночество в чужой стране леденило меня ужасом, — рассказывает несчастная. — Смерть, при мысли о которой я когда-то улыбалась и которую звала, теперь предстала передо мной в самом страшном своем облике. „Зачем я приехала сюда? — твердила я. — Как! Погибнуть вдали от родных, там, где ни одна дружеская рука не усладит мой последний миг, где я не смогу нежно проститься с теми, кого люблю? Зачем меня отпустили и как я могла решиться уехать?“ Я жила лишь одной мыслью — бежать из этой страны и вновь обрести свободу». Людовик не разговаривает с ней, ограничиваясь «Добрым утром» по утрам и «Доброй ночи» перед тем, как удалиться в свои покои. Поэтому 1 июня Гортензия навсегда покинула Амстердам и ускользнула на Пломбьерские воды. На этот раз Наполеон понял, что Людовик — тиран, и наконец дал согласие на раздельное жительство супругов. Через три недели он — и с каким бешенством! — узнает об отречении и бегстве брата.
— Мог ли я ожидать такого оскорбления от человека, которому заменил отца? — кричит он. — Я воспитывал его на свое грошовое жалованье артиллерийского лейтенанта, я делил с ним хлеб и единственный матрас на постели. Куда он уехал?
В Австрию, в Грац, где решил отдать свое королевство под покровительство царя. Но Наполеону плевать на братние планы. Через неделю он присоединит Голландское королевство к Франции и разделит на департаменты по французскому образцу. В ходе операции Гортензия, эта несчастная девочка, как выразился император, обретает свободу и два миллиона годового содержания, а также великое герцогство Берг для своего старшего сына. Все эти добрые вести она узнает в Пломбьере. Больше того, она получает там письмо от матери, приглашающей ее приехать в Экс-ле-Бен[144]. А там будет г-жа де Суза и, главное, сын последней Флао.